Анатолий Никифоров-Матурский

 

Сказание

о

ЛЮБОГРАДЕ

 

Часть I

 

 Написать это своеобразное «Сказание» меня вдохновила книга А.А. Игнатенко «В поисках счастья» (М., 1989 год). Эта книга о том, как мыслители арабо-исламского Средневековья (IX-XII вв.), получив в свое распоряжение философию Платона и Аристотеля об идеальном государстве, включились в соревнование с ними по проектированию Града Всеобщего Счастья. Признается, что тем самым они внесли неоценимый вклад в развитие гуманистической философской мысли Европы. Думается, что без этих проектов не могла возникнуть и идея научного коммунизма…

Так все-таки быть или не быть Добродетельному Граду (Фараби), Духовному Граду (Чистые Братья), Справедливому Граду (Авиценна), Совершенному Граду (Ибн-Баджа) и вновь Добродетельному Граду (Аверроэс)? То есть, не пора ли и нашим философам взяться за проектирование современного Добро-Града, в котором людям жилось бы уютно и безбоязно, комфортно и счастливо…

 

 

* Добродетельный Град аль-Фараби.

* Духовный Град Чистых Братьев.

* Справедливый Град Абу-Али Ибн-Сины.

* Совершенный Град Ибн-Баджи.

* Абу-Бакр Мухаммад Ибн-Туфейль: «О Хайе, сыне Якзана».

* Ибн-Рушд: И вновь Добродетельный Град?!

* Итог прочитанному.

* О некоторых причинах коренных ошибок.

* Сказание о ЛЮБО-ГРАДЕ – Царстве Цвета, Тьмы и Света.

 

 

Задавшись таким вступлением и обозначив задачу, хочу в статье показать пример, как этот Добро-Град можно представить в современных условиях тотального нигилизма, разразившегося в нашем обществе после крушения «государства нового типа». Но вначале – несколько слов об авторах, перечисленных во вводном абзаце, с кратким описанием проектов их «Счастливых Градов»…

Итак, «Добродетельный Град», в котором де только и возможно достижение счастья всем его населением. Откуда такие убеждения в исполнении крупнейших представителей восточного платонизма и аристотелизма в арабо-исламской философии средневековья, начиная с Абу Наср аль-Фараби?

Отвечая на этот вопрос, придется говорить о возможной причине возникновения такого учения. Эту причину автор данной книги (А.А.Игнатенко) усматривает в научной деятельности аль-Фараби, точнее, в его позиции в отношении философии и философов античности. Именно вслед за ними, задолго до мыслителей Европы, он одним из первых ученых арабо-исламского мира увидел и выделил в философии её социально-политическую предназначенность, при посредстве которой, стало быть, только и возможно совершенствование и общества и человека в поисках счастья. Впрочем, начнем по-порядку. Итак…

 

Добродетельный Град аль-Фараби

Абу-Наср Мухаммад ибн-Тархан аль-Фараби (870-950), известный под именем аль-Фараби и прославившийся как «Второй Учитель после великого и непревзойденного Аристотеля!». Он чуть ли не первым из крупнейших арабских мыслителей оказался в числе тех, кто вслед за Платоном и Аристотелем, установили, что философия стала подразделяться на две взаимозависимых, но равнозначных части: теоретическую и практическую. Причем, если теоретическая часть философии включает в себя все науки (вот отчего укоренилось мнение о ней как науке наук, или «царице наук»!), то практическая часть философии имеет непосредственную связь с практикой, с поведением людей и человека в обществе. Если говорить точнее, речь идет о связи практической философии с политикой, определяя и предопределяя её. Отсюда вытекает одно немаловажное обстоятельство, «незамечаемое», или тщательно замалчиваемое, в свое время советской наукой и философией. Легко убедиться, что вся история человека сопровождается обращением его к философии, как путеводной звезде. Оказывается, философия и только философия (фальсафа – у арабов) с раннего детства будит в человеке любознательность, стремление к познанию, но и этого ей мало! Именно с познанием окружающей среды, мира появляется потребность в познании смысла жизни, своего места в ней, а значит, и познания самого себя. У определенной части людей (мудрецов) начинает формироваться «философская жизнь», императивно требующая от homo sapiens и соответствующего поведения - в русле вновь добываемых знаний. И именно она – фальсафа – требует создания для человека соответствующих условий для его сначала сносной, а затем и «счастливой жизни» в Добродетельном Граде (под «Градом» у аль Фараби и других арабских мыслителей понимались и город, и государство, и иное объединение людей для совместного проживания, одним словом – социум, общество)…

В Добродетельном Граде аль-Фараби, как и в Государстве Справедливости Платона, население делится на три основных категории: ремесленники и торговцы, стражи и охранники, правители-философы, являющиеся законоустановителями Града. Последние воспитаны на добродетелях и потому готовы в каждом видеть и развивать лишь добродетельные начала. Ясно, что философия ДоброГрада могла строиться на том философском материале в познании человека, которым уже обладала античная философия. Стало быть, как и у греков, и у Фараби в человеке выделялись кроме телесного организма еще и разумная душа. Однако есть тут небольшая, но весьма существенная разница, почему-то мимо которой проходят равнодушно многие исследователи. У Сократа, Платона, да и у Аристотеля главенствует мысль, что совершенствование человека возможно не иначе как через совершенствование его Разумной Души, а вот у Фараби в характеристику человека вводится еще одно активное начало – Деятельный Разум. Именно на нем образуется деятельность эгалитарной части общества - правителей и законоустроителей, а вот для низших слоев достаточно де физического здоровья и добродетельной морали, в то время как для среднего «класса» было требование еще и разумной духовной жизни, Деятельный Разум – вот что легло в основу Добродетельного Града аль-Фараби. Только через Деятельный Разум правители и законоустановители могли рассчитывать сделать население всех слоев добродетельным и счастливым…

Фараби рассуждал: <В чем совершенство человека? В счастье. Как достигается счастье? Через знание и поведение. Какого рода это знание? Оно – знание сущности всего и всякого сущего. Каково поведение, дающее счастье? Это – добродетельное поведение. Как постигается это знание? Оно постигается исследованием, искусством воспитания, обучением. Теоретическим искусством, дающим истинное знание о сущем, является философия. Практическим искусством, «выправляющим деяния и направляющим души к счастью», является политика. Они должны существовать в единстве, как един в двух лицах философ-политик. Философия и политика в их единстве дают и искомое знание, и искомое поведение>.

Философ полагает, что <Должно существовать некое идеальное человеческое объединение, которого нет в действительности>. Эта мысль о том, что в начале должен быть Проект Града, идеального по форме, который затем по мере постижения знания следует постепенно наполнять должным содержанием. <Ведь то, что в городах известно как справедливость, - не что иное, как сама несправедливость и зло, достигшие максимума. И невозможно избавиться от этого зла, покуда положение в городах такое, какое есть>. И потому: «Должен возникнуть иной град, не такой как эти города. В нем и в подобных ему будет существовать истинная справедливость и только истинное добро» - выражает он уверенность о таком Граде, в котором есть всё, что дает человеку счастье, и именно философам «принадлежит в нем владычество» (с. 52. Здесь и далее цитируем по: А.А.Игнатенко. В поисках счастья. М., 1989)

Не так уж и трудно заметить, что данные суждения есть  продолжение  того, что было намечено античной традицией, которая стала известна, понятна, усвоена и продолжена Фараби. Игнатенко отмечает, что, с одной стороны, идеальный Добродетельный Град аль Фараби есть сообщество людей, которые располагают точным знанием об истинном счастье и путях его достижения и действуют в соответствии с этим знанием. С другой же стороны, отмечается «аспект рационализма концепции Фараби». Он заключается <в том, что своеобразной гарантией построения Добродетельного Града является воздействие на сам Град и его части вселенского Деятельного Разума. Именно он как бы помогает становлению человеческого разума, превращению его из потенциального в актуальный, из возможного в действительный. Кроме того, он постоянно направляет жителей Града через контакт с ним предводителя этого идеального объединения> (с. 54-55)…

Как видим, проектируемый аль-Фараби Добродетельный Град организуется на разумных принципах, единых космосу и человеческому телу и душе. И в этом Игнатенко отмечает  «специфическую черту рационалистического подхода аль-Фараби к социально-политической проблематике», а с ним и всей арабо-исламской философии, на становление и развитие которой он оказал решающее влияние...

Линия космического единства, также унаследованная от античной эпохи, реализовывалась как тяготеющее к пантеизму «единство бытия», хорошо известное в философско-онтологическом плане. Но идея космического единства получила и иное преломление, накладывая свой заметный отпечаток и на социально-политические воззрения философов. Речь идет о Вселенской Гармонии, коей должен подчиняться и социум, а стало быть, идет она и о «божественном управлении» делами Вселенной, коим должен овладеть и управитель Града. Не оттого ли и аль-Фараби в своих сочинениях и построениях проводит идею единства  строения человеческого тела, социума (Града) и космоса. Как отмечает Игнатенко, «эта идея становится основополагающим принципом социально-политической рефлексии во всем его творческом наследии» (с. 56). Оказалось, что это принцип сохранен и во всей арабо-исламской философии средневековья…

 

А вот так аль-Фараби представлен в Философской Энциклопедии (М., 1989). «ФАРАБИ, аль-Фараби Абу Наср Мухаммед ибн Тархан, философ и ученый-энциклопедист Востока, крупнейший представитель восточного аристотелизма, комментатор Аристотеля (отсюда почетное прозвище – «Второй учитель») и Платона. Философское и естественно-научное образование получил в Алеппо и Багдаде. Главный философский труд Фараби «Второе учение» не сохранился. В дошедших до нас сочинениях Фараби акцентируется мысль о социальном предназначении философии как источника гражданских и интеллектуальных («теоретических») добродетелей. Фараби развивает учение о «добродетельном городе», руководимом философом, который передает рядовым согражданам истины философии в образах подражающей ей «идеальной религии» (основу которой составляет учение об эманации - нисхождении). При этом спекулятивной теологии отводится роль служанки философии. Согласно Фараби, философия опирается на аподиктические (доказательные) рассуждения, спекулятивная теология – на диалектические (вероятностные) и софистические, религия – на риторические и поэтические. Фараби оказал влияние на Ибн-Сину, Ибн-Баджжу, Ибн-Туфейля, Ибн-Рушда, а также на философию и науку Европейского Средневековья».

Как видим, в данном представлении советских ученых «исчезла» главная мысль учения Фараби, которую мы обнаружили в книге А.Игнатенко – мысль о «Поиске счастья», в результате которой и появился его «Добродетельный Град». Как нет и того важного элемента, что философия Фараби – это знания (теоретические) плюс политика (поведение).  Но именно без этих двух вещей нет и не может быть ни философии, ни философа. И если мы все же ведем речь о философии Фараби, это означает, что он был и философом-ученым и  политиком…

В начало…

 

Духовный Град Чистых Братьев

Несколько другую картину мы видим в «Трактатах» Чистых Братьев продолживших вслед за аль-Фараби тему совершенствования дел человеческих через идеальную организацию жизни общества. Существенное отличие состоит в том, что в своих «Трактатах» они вообще не нашли применения Деятельному Разуму как таковому, вознеся его однако над всеми духовными учителями. Свои усилия они сосредоточили главным образом на вопросах религиозного просвещения и педагогики, называя это духовным совершенствованием граждан Града. Отсюда и название - Духовный Град, - социум, особо организованный на религиозных началах. Однако подкупает простота стиля их толкований даже когда речь идет совсем не о простых жизненных перипетиях…

«Ты должен знать, о брат, что даже двое не объединятся для какого-то дела, если у их объединения не будет причины, сохраняющей их в этом положении. И пока эта причина будет оставаться без изменений, будут и они пребывать в прежнем своем положении. А случись этой причине исчезнуть, так разойдутся они, как были раньше объединены, а на месте приязни встанет разногласие». Так обращаются они к читателю «Трактатов» и объясняют ему суть: «Ведь один человек способен в одиночестве не более чем на жизнь несчастную, а для счастливой жизни он нуждается в существовании самых разных ремесел. Но все их не может постигнуть один человек. Ведь жизнь коротка, а ремесел много. Поэтому в каждом городе или деревне объединяются многие люди для того, чтобы помогать друг другу. Божественная мудрость и господнее попечение сделали так, что одна группа людей занята ремеслами, другая торговлей, еще одна – строительством, та – устроением управления, иная – науками и обучением, а еще какая-то группа – услужением всем и исполнением их нужд» (с. 111). Как видим, описание вполне совпадает и с нашей действительностью, как будто и не было той тысячи лет, что прошли с тех пор…

И Духовный Град Чистых Братьев тоже представляет собой сложное образование. Авторы «Трактатов» колеблются между истолкованием его как «царства не от мира сего», как чисто духовного, душевного объединения, с одной стороны, и конкретного объединения людей на земле – с другой. Его структура аналогична строению вселенной, он – неотъемлемая часть космоса. Чистые Братья описывают его как Древо Идеального Социума, прорастающее с небес в мир. «Законоустановитель со своими братьями и сторонниками, а также теми, кто придет после вплоть до Судного Дня, - все они, с точки зрения Законоустановителя, подобны Древу. Он, его сторонники и соратники – это побеги и ветви. Те, кто придет после них, - как отростки. Те, кто придет после, - листы, цветки, завязь и плоды… Законоустановитель и есть предводитель Духовного Града». «Знай, - Пишут Чистые Братья, - что нет такой группы, объединившейся ради какого-то дела – религиозного или светского, желающей, чтобы дело это её совершалось правильно, а сама группа шла верным путем. - Нет такой группы без того, чтобы не было у нее предводителя, возглавляющего её, объединяющего её, сохраняющего в ней порядок, заботящегося о её состоянии, предупреждающего её от распадения, воспрещающего её порчу». (с. 115. Не о наших ли лидерах партий и движений идет речь? - А.М.). Если члены группы сотрудничают друг с другом, поддерживают один другого, то они становятся как бы одним телом и душой, образуют цельный организм. Тогда предводитель становится главой (головой) этого организма, а члены группы – его органами. Чистые Братья различают два вида руководства - «телесное» и «духовное». Первое, которое свойственно владыкам и тиранам, представляет собой власть только над телами людей через насилие и несправедливость, в результате чего люди обращаются в рабство и насильно используются владыками и тиранами. Второе, т.е. «духовное», свойственно тем, кто, претворяя в жизнь божественные законоустановления, гарантирует достижение людьми, подчиненными таким руководителям, счастье в посмертной жизни (с. 115). Далее дается описание основных черт духовного предводителя…

«Естественно, глава Духовного Града – это духовный руководитель. Первым духовным руководителем Града является основатель Града – Законоустановитель. Он должен обладать двенадцатью врожденными чертами, такими, как:

1. Совершенство органов, позволяющее ему выполнять задуманное дело.

2. Он должен быстро воспринимать то, с чем к нему обращаются.

3. Иметь хорошую память.

4. Обладать умом.

5. Хорошо выражать собственную мысль.

6. Любить науку и не жалеть сил для неё.

7. Быть честным и доброжелательным со своими подчиненными.

8. Не быть алчным в отношении материальных и телесных благ и удовольствий.

9. Быть великодушным и благородным.

10. Быть безразличным к богатству.

11. Любить справедливость и ненавидеть несправедливость.

12. Быть настойчивым в достижении поставленной цели» (с. 115).

Игнатенко выделяет, что перечисленные двенадцать черт Законоустановителя, или Первого Главы Духовного Града, как его представляли Чистые Братья, полностью совпадают с теми чертами, которые считал  необходимыми аль-Фараби для Главы своего Добродетельного Града, поскольку соответствующий отрывок во «Взглядах жителей Добродетельного Града» текстуально совпадает с перечислением черт Законоустановителя в «Трактатах». В этом – несомненное идейное родство аль-Фараби и Чистых Братьев. Поразительное различие лишь в религиозной догматике. «Знай, о брат, да поддержит Бог тебя и нас духом своим, что имеем мы братьев и друзей, разбросанных по странам из людей благородных и достойных. Среди них – группа, состоящая из детей владык, эмиров, визирей, секретарей и сборщиков налогов. Среди них также группа из детей людей благородных, сельских старост, торговцев. Среди них – группа из детей ученых, литераторов, законоведов и религиозных деятелей. Среди них – группа из детей ремесленников, тех, кто зарабатывает себе пропитание, честных людей» (с. 117)…

Не случайно, все внимание Чистые Братья оказывали именно юным, потому, что они наиболее чутки к восприятию духовных ценностей, ведь их души – «чистый лист бумаги, на котором ничего не написано». А если уж что-то написано на этом листе, правильное или неправильное, то место оказывается занятым, и трудно стереть написанное и записать что-то новое. Не зря первыми, кто не признавал пророков, были старики. Поэтому обращаются Чистые Братья к читателю, «тебе не пристало заниматься дряхлыми стариками, которые с юности восприняли порочные мнения, дурные обычаи, дикие нравы. Тебя поразит усталость, а они и не подумают стать лучше. А если даже чуть-чуть и изменятся к лучшему, то тому не обрадуются. Ты должен заняться молодыми и статными, стремящимися к знаниям, начавшими интересоваться науками, возжелавшими идти по пути Истины и иной жизни, верующими в Судный день, живущими по законоустановлениям пророков, ищущими сокровенный смысл их писаний, оставившими суету и споры, относящимися без злостной нетерпимости к другим направлениям» (с. 119)…

В сообществе Чистых Братьев происходит обучение всех его членов в соответствии с вселенским принципом обучения. «Знай, - пишут они, - что законоустановители – это учители, воспитатели и наставники всех людей. А ангелы – учители законоустановителей. Учитель ангелов – Мировая Душа. А её учитель – Деятельный Разум. Учитель всего – Всевышний Бог»… Таким образом, условием вступления в Духовный Град является знание. «Нельзя никому вступить в этот наш Град, пока его знание не станет равным нашему знанию». Само сообщество Чистых Братьев нужно рассматривать, как объединение, готовящее специально отобранных и обученных людей к вступлению в Духовный Град (с. 121). Особое место у них занимало учение о душе…

Чистые Братья неустанно повторяют, что «наука о душе» - это первейшая и главнейшая из наук, с которой следует начинать обучение. «Начало всех истинных наук – знание человеком своей души», и потому сначала нужно познать душу, так как лишь через её познание можно понять истину духовных сущностей. Как можно верить человеку, считают они, который не знает собственной души, а рассуждает о вещах далеких как о познанных? «…Тот, кто претендует на знание вещей, а сам не знает свою собственную душу, подобен тому, кто кормит людей, а сам остается голодным, кто лечит других, а сам болен, кто одевает всех, а сам гол» (с. 125)…

Как сообщает А.Игнатенко, для Чистых Братьев характерен образно-мифологический стиль мышления, сочетаемый с научным (с поправкой на эпоху) подходом к отдельным аспектам действительности. И в этом смысле они даже предшествуют аль-Фараби. Их «Трактаты» оказались не столько энциклопедией, сколько учебником, предназначенным для просвещения будущих граждан Духовного Града. …Чистые Братья своими изысканиями укрепляли в людях мыслящих уверенность в том, что общество можно преобразовать, просвещая всех без исключения его членов. Эта гуманистическая мысль получит законченную разработку в творчестве последнего из корифеев фальсафыАбу-ль-Валида Ибн-Рушда (с. 126)…

В начало…

 

Справедливый Град Абу-Али Ибн-Сины

Как повествует А.Игнатенко, жизнь и творчество Абу-Али Ибн-Сины /Авиценны/ (980-1037) известны в подробностях, его имя окружено на Востоке легендами, которые во многих странах сохранились до сих пор в изустной традиции, его творчество оказало решающее влияние на развитие медицины, как на Востоке, так и в Европе. Исследователи отмечают, что в научном наследии Ибн-Сины социально-политические трактаты, сравнимые с трудами аль-Фараби. Отмечается, что политическая жизнь мусульманского Востока уже продемонстрировала утопичность мечтаний о создании «образцового города» по моделям, подобным той, которую выработал Фараби…

Ибн-Сина объясняет необходимость человеческого объединение исходя из социальной природы человека. «Что же касается одинокого человека, - пишет он, - то если бы не существовало никого другого, кроме него самого и кроме того, что есть в природе, то он бы погиб или же условия его жизни были бы крайне тяжелыми. …Человек, будучи одинок, не сможет получить самостоятельно всё то, в чем он нуждается. - Этого он достигает лишь благодаря обществу, причем таким образом, что, например, кто-то печет хлеб для такого-то, такой-то ткет ткань для такого-то, такой-то доставляет вещи для такого-то из других стран, а другой дает ему взамен что-нибудь свое» (с. 141-142). Далее идет речь о пяти важнейших признаках «социальности» человека…

Совместное хозяйствование – это лишь первый признак социальности человека. Второй признак – это язык как система знаков, ибо человеческое общежитие требует взаимопонимания. Еще одним признаком социальности является наличие норм поведения. «В обществе человеку свойственно для своей же пользы обращать внимание на то, что в совокупности действий, которые должны были бы быть сделаны, имеются поступки, которые не следует совершать. Это он познает в детстве и воспитывается на этом, а затем он привыкает слышать, что он не должен совершать эти поступки, пока наконец это убеждение не станет для него естественным. А другие поступки являются противоположными этим. Первые называются плохими, вторые – хорошими». Ибн-Сина считает, что следует отличать поведение человека в соответствии с принятыми нормами от инстинктивного поведения животных. Наконец, социальный человек Ибн-Сины отличается от всех живых существ предвидением. Жизнь животных связана только с данным моментом, и то, что удалено от данного момента, для них не существует. Он полагает, что у таких животных «из способностей готовиться к будущему имеется лишь одно врожденное свойство чувствовать, благоприятно для них данное последствие или не благоприятно». Человек же размышляет о будущих делах и принимает соответствующие решения, представляя себе возможные последствия, ближние и дальние, своих поступков и действий. Другими словами, социальность человека заключается и в том, что у него есть некий проект будущего состояния социума, ради которых человек совершает одни действия и отказывается от других. Человек характеризуется, в отличие в отличие от всех других живых существ, тем, что Ибн-Сина называет надеждой. Поэтому, наверное, он и считает, что стремление к созданию идеального человеческого общества, которое он называет Справедливым Градом, является условием осуществления истинной человечности как таковой (с. 142-143)…

Свои надежды Абу-Али Ибн-Сина, как и его предшественники, возлагает на идеального правителя этого Града, увидевшего в стремлении человека к социальному идеалу проявление истинной человечности и способного организовать этот идеал, руководясь указаниями свыше. А.Игнатенко приводит цитату из его «Книги исцеления»: «Такой человек, коли объявится, должен устанавливать людям в отношении их дел законы по велению, согласию и внушению всевышнего Аллаха и через послание к нему оным Святого Духа. Так что в основу устанавливаемых им законов будет положено оповещение им людей о том, что у них есть некий всемогущий единосущный творец, что оному ведомо тайное и явное, что повелению его надлежит подчиняться…» (с.143). Как видим, и наш знаменитый целитель свои надежды по исправлению безобразий (болезней) в общественных делах предлагает возложить на высшего небесного целителя, на Святой Дух, ниспосланный Богом…

Однако, как показал Игнатенко, анализ его сочинений показывает, что представления Ибн-Сины об идеальном правителе не совсем совпадают с исламскими. Так Авиценна классифицирует людей в соответствии с их способностями воспринимать умопостигаемые формы. В самом низу находятся люди, которым недоступны умопостигаемости. – Ни те, которые связаны с материей, ни те, которые являются отвлеченными сами по себе и содержатся в Деятельном Разуме. На самой верхней ступени находятся люди, которым дано воспринимать умопостигаемости непосредственно. В «Книге знания» он описывает таких людей, или «великих пророков» следующим образом: «Они знают мыслимое без помощи учителя и грамоты, только догадкой и посредством связи с миром ангелов. Они постигают наяву положения тайного мира путем мышления и получают откровение. Откровение является связью между ангелами и человеческой душой…». Свойство души, позволяющее осуществить все это, Ибн-Сина называет «видом пророчества» или «непогрешимой способностью» (с. 143). Именно обладающий способностью пророчества и должен быть главой всех людей, считает мыслитель, так как «всякий достойный господствует над менее достойным и предводительствует ему: «…Среди людей может оказаться человек, чья душа имеет такую чистоту и так тесно связана с началами разума, что он будет воспламеняться наитием от деятельного разума, имеющего связь со всем. Таким образом, формы всего, что содержится в деятельном разуме, отображаются в душе этого человека сразу или почти сразу» (там же)…

Только люди особого рода могут непосредственно воспринимать умопостигаемые формы, содержащиеся в Деятельном Разуме, и направлять человечество в соответствии с этой постигнутой Истиной.  Каждый из них как бы един в двух лицах: он и философ, и пророк. В качестве таковых Авиценна называет некоторых «величайших философов и пророков греческих» - Пифагора, Сократа, Платона, Аристотеля. Именно такой философ-пророк и должен быть правителем идеального человеческого объединения – Справедливого Града. Благодаря контакту с Деятельным Разумом он знает Истину, и здесь он философ. Но, обращаясь к людям, которым недоступны умопостигаемости, он должен дать им представление о существовании единого и единосущного творца, становясь тем самым пророком религии. Это представление должно внушить массе впечатление величия Закона, основанного на постулируемом величии творца. Ведь «для сотрудничества необходимы Закон и Справедливость. Для Закона и Справедливости нужен Законоустановитель, утверждающий Справедливость. К массе нужно обращаться на языке понятных ей подражательных образов, чтобы «дать людям общий намек на Истину». Речь идет о том, чтобы философ-пророк донес истину до массы «в тех выражениях, которые принесут благо чувственному миру посредством политики, а миру умопостигаемому – посредством науки». В философе-пророке реализуется, таким образом, единство теоретических знаний («наука» у Авиценны) и практической деятельности («политика»). Само истинное знание предстает в двух ипостасях. С одной стороны, есть знание эзотерическое, тайное, доступное только философам, с другой – знание экзотерическое, предназначенное для простонародья. Ибн-Сина полагает, что именно это разделение завещали людям мыслящим и постигающим Истину философы-пророки древности. Они, отмечает мыслитель, «в своих книгах пользовались символами и намеками, за которыми сокрыли свои тайны». Как он считает, «Платон порицал Аристотеля за то, что тот распространял мудрость и демонстрировал знание». И Аристотель ответил якобы на эти укоры: «Хоть я и сделал это, но оставил в моих книгах много пробелов, и их дано восполнить только немногим из ученых и разумных». Следовательно, философ-пророк, являясь правителем идеального человеческого объединения, должен ограничить знание Истины крýгом себе подобных. К простонародью же обращаться на языке таких символов, доступность и адекватность которых продемонстрировала религия (с. 144)…

В рамках социально-политической концепции Ибн-Сина исходит из того, что людям свойственно постоянно забывать законоустановления пророка. Необходимо ритуальное напоминание – повторение установлений религии, чтобы этому забвению воспрепятствовать. Конечной целью для мыслителя в его рассуждениях о религии является поддержание существования Града. Этому должно также способствовать и разделение его жителей на три «разряда»: «устроителей», «ремесленников» и «стражников». В каждом из этих разрядов Законоустановитель «должен назначить главу, за которым следуют другие главы, и так далее, пока каждый из разрядов не закончится самым низким из людей. В граде не должно быть ни одного человека без дела и определенного места. Каждый должен приносить пользу» (с. 148).

Впрочем, к этим трем «частям» в духе Платона Авиценна добавляет еще одну группу, мысли о которой были подсказаны реальностью средневекового арабо-исламского общества. «Должны существовать люди, служащие другим. Таких и нужно принуждать к услужению жителям Справедливого Града. К ним относятся и те, кто далек от восприятия добродетели. Это – рабы, такие, – считает целитель, - как тюрки и негры. Одним словом, те, кто происходит из неблагородных климатов» (с. 148).

И еще. В концепции Ибн-Сины особая роль отводится браку, который он называет «лучшей основой» Справедливого Града. Соответственно в Граде должны порицаться и всячески наказываться любые формы прелюбодеяния. Вопреки традиции, идущей от «Государства» Платона, Авиценна подчеркивает: брак есть «первое, что нужно определить законом». …Правда, его рассуждения о взаимоотношениях мужчины и женщины в браке представляют собой наименее оригинальную часть его проекта Справедливого Града. В соответствии с традиционными исламскими установками он приписывает женщине умственную ущербность и подверженность страстям. Ей предписывается ходить закрытой от чужих глаз и не заниматься делами, требующими широкого общения с посторонними; ей строго предписывается иметь только одного мужчину (мужа), мужчина же может иметь несколько жен при условии, что он в состоянии удовлетворить все их обоснованные потребности (с. 149)…

Таким образом, заключает А.Игнатенко, Справедливый Град Ибн-Сины – развивающееся социальное образование. Законы, регулирующие отношения между людьми, должны изменяться, так как возникают ситуации, не предусмотренные Законоустановителем. Здесь свою роль должно сыграть свободное суждение, основанное на знании исходного Закона. Несомненно, философ-целитель в проекте своего Града находился под влиянием идей аль-Фараби. Но значительным оказалось и влияние на него ислама, исламских установлений. Однако Авиценна высказал ряд оригинальных мыслей (например, о философе-пророке), которые получат развитие в творчестве других философов, особенно Ибн-Рушда (с. 150).

 

А вот так Ибн-Сина представлен в Философской Энциклопедии (М.,1989). «Ибн Сина Абу Али Хусейн ибн Абдаллах (латинизированное – А в и ц е н н а /Avicenna/), ученый, философ, врач, представитель восточного аристотелизма. Жил в Средней Азии и в Иране, занимал должности врача и визиря при различных правителях… Философия Ибн Сины продолжает традиции восточного аристотелизма и платонизма. Согласно Ибн Сине, мир не имеет начала во времени, а «тварность» его означает онтологическую зависимость множества пребывающих во времени «бытийно-возможных-самих-по-себе» вещей вневременного, единого, безымянного «бытийно-необходимого-самого-по-себе» первоначала (бога), делающего их «бытийно-неоходимыми-благодаря-другому». Исхождение мира от бога описывается в терминах неоплатонического учения об эманации. В учении о познании Ибн Сина подчеркивал связь  абстрактного мышления с чувственным опытом, а в классификации наук – связь теоретических дисциплин с практикой. Философские и естественно-научные трактаты Ибн Сины пользовались большой популярностью на Востоке и на Западе (латинский перевод с 12 в.) в течение ряда столетий, в т.ч. его «Канон врачебной науки» - медицинская энциклопедия в 5 частях, итог опыта греческих, римских, индийских и средне-азиатских врачей (около 30 латинских названий в Европе; русский перевод – Ташкент, 1954 – 60)».

Как видим, и в данном представлении советских ученых «исчезла» главная мысль учения Ибн Сины, которую мы обнаружили в книге А.Игнатенко – мысль о «Поиске счастья», в результате которой и появился его «Справедливый Град». Как нет и того важного элемента, что и философия Ибн Сины – это знания (теоретические) плюс политика (поведение), без которых нет и не может быть ни философии, ни философа. Просто и здесь слово «политика» заменено на слово «практика», что в данном контексте отнюдь не равноценно и потому не соответствует истине…

В начало…

 

Совершенный Град Ибн-Баджи

Следующим продолжателем линии социально-политической фальсафы арабского средневековья у Игнатенко назван философ Абу-Бакр Ибн-Баджа (1082-1138). Умер в Фесе, где, как указывает единственное историческое свидетельство, был отравлен своими коллегам  - врачами (с. 154). В своей «Книге о душе» он пытался рационализировать и Аристотеля и аль-Фараби, особенно в части их учений о душе. Приводятся его слова: «Любая наука вынуждена обращаться к психологии. Мы не можем понять начала наук, пока не рассмотрим душу и не узнаем, что она такое. Что касается гражданских мудростей, то и о них невозможно связно рассуждать до познания того, что такое душа» (с.158)…

Золотые слова! Но до какой же невообразимой степени они искажают истину, отражая действительное (уродливое) положение дел в познании человека и в современном обществе! Ибо и сегодня наука все еще вынуждена обращаться к психологии, оставляя за бортом своих интересов интеллектологию – науку о разуме как присущему лишь человеку - его интеллекте как исключительном человеческом достоянии! Посмотрите, ведь уже тысячи лет наука топчется вокруг философской «науки о душе» - психологии, так и не смея выйти за рамки её эмбриональных представлений о разуме, выступающем у неё – науки - в абстрактном обличии Деятельного Разума! Философы! Именно философы повинны здесь прежде всего, ибо и сегодня все науки начинаются и развиваются действительно от уже достигнутого в прежние века философского познания!

Но приведем еще один абзац из книги Игнатенко, касающийся рассуждений Ибн-Баджи в части классификации душ как своеобразных действующих силах. «”Силы” человека могут – опять-таки в соответствии с традицией – рассматриваться как иерархия душ. Самая низшая – это растительная душа, включающая в себя питающую силу, силу роста и порождающую. Более высокая – животная душа, которая возвышается над растительной как на основе и включает в себя, в дополнение к силам растительной души, совместное чувствилище, воображающую и памятливую силы (“три духовные силы”). Наивысшая душа – человеческая, опирающаяся на более низкие души и включающая их в себя. Отличается она присущей только человеку разумной силой. И хотя реально человеческую душу составляют все силы, собственно человеческой душой является её разумная часть. Поэтому Ибн-Баджа в одних случаях говорит о душе и её частях как о перводвижителе человека, а в других – заявляет, что собственно человеческим перводвижителем является разум» (с.164). Как видим, стиснутый со всех сторон пристрастиями прежних философов к представлениям о «разумной душе» и наш философ никак не может обойти «перводвижитель» человека – человеческий разум, иначе - «интеллект». И потому не может и «оторвать» его от души, превратив в самостоятельную имматериальную субстанцию! Но попытки продолжаются...

У Игнатенко мы находим еще цитату Ибн-Баджи: «Ясно, что эта разумная сила находится то в потенциальном состоянии, то в актуальном. Но переход из потенциального состояния в актуальное есть изменение. Следовательно, мы должны иметь некое изменяющее начало, ибо у всего движущегося есть движитель». И Игнатенко продолжает: «Таким “изменяющим началом”, по мысли Ибн-Баджи, является источник и хранитель универсалий – Деятельный Разум. Действительный разум человека возникает тогда, когда в качестве особого рода умопостигаемостей в него из Деятельного Разума поступают универсалии» (с.170)…

Таким образом, перед нами убедительный пример того, что космический Деятельный Разум в трактовке Ибн-Баджи есть нечто самостоятельное и универсальное, наделенное присущими только ему свойствами и особенностями, способными передаваться человеческому разуму, постигаться им. Стало быть, философу и следовало заняться выявлением тех свойств и особенностей космоса, которые приписывались его Деятельному Разуму, а через него и разуму человека. Однако, как сообщает Игнатенко, в расцвете творчества философ был отравлен завистниками и потому, как следует из этого, не смог закончить своих исследовательских трудов…

И все же тему Совершенного Града и он не смог обойти. У Игнатенко эту тему он начинает с классификации несовершенных, т.е. «порочных городов». Таковых четыре, первый есть «телесный город». Пища, питье, платье, жилище – вот цели, которых добивается человек, ведущий такой образ жизни. Второй образ жизни свойственен «городу украшательства». Здесь люди по образу жизни близки к жителям «телесного города», но отличаются от них более развитым стремлением к духовному. «Духовность» проявляется в том, например, что если в первом городе целью является одежда как таковая, то во втором – ее расцветка, так как именно она «способствует закреплению духовных форм в совместном чувствилище» (с. 174). Следующий «город воображения» назван так потому, что действия его жителей имеют целью «духовные образы воображения». Сюда уже относится и красноречие, запоминание пословиц и стихотворений, поэтому «умственные добродетели» частично присутствуют в этом образе жизни. Ему присущи и некоторые ремесла. Эти и подобные действия способствуют приобретению человеком «совершенства его духовной формы». Наконец, четвертый «город памяти», - это такие действия, когда достигается совершенство духовной формы, содержащейся в памяти. «Многие люди сами предпочитают подобные действия, ибо полагают, что их результаты и есть счастье, особенно если они сочетаются с действиями, присущими предыдущим трем градам. Для того, чтобы в памяти людей осталась соответствующая духовная форма, люди совершают удивительные и восхитительные действия, создают монументы, сочиняют книги и поэмы. Арабы, отмечает Ибн-Баджа, особенно ценили память о себе. Поэт сказал:Коль помнили о ком, тот жизнь прожил вторую”» (176). Философ считает, что все реально существующие города порочны, ибо «делают души больными». «Это ясно всякому, кто знаком с разными законоустановлениями, взглядами и обычаями», ибо «больные душой вообще не в состоянии увидеть, что благо есть благо, и потому в своем ослеплении устремляются за теми целями, которые почитаются совершенными в несовершенном городе». Ибн-Баджа подводит итог: «Целей, которые преследуют нынче жители существующих городов, как об этом свидетельствуют сообщения о них, - две. Первая из них – это то, чем можно, по мнению исследователей каждого религиозного направления, умилостивить Всевышнего. Вторая – это то, что выражается понятием “благополучие”, …которое достигается и одеждами, и экипажами, и украшениями. Сюда же относится и наслаждение» (177). Бессмысленное благочестие и материальное благополучие как самоцель – вот, по мнению Ибн-Баджи, симптомы «болезни души», поразившей современное ему общество. Как видим, именно этими болезнями поражено и современное общество, хотя сегодня его болезни правильнее было бы называть «болезнями разума», ибо у человека, как известно: «Все болезни - от ума»!..

Антиподом порочной реальности Ибн-Баджи считает идеальный Совершенный Град, особо организованное человеческое объединение. Такому объединению людей присущи три главные черты. Во-первых, в Совершенном Граде царит любовь, его люди не враждебны друг другу, «нет промеж них никакой брани». Это означает, что в Граде отсутствуют судьи, устанавливающие справедливость. Во-вторых, все действия жителей разумны, поэтому они не совершают ничего такого, что могло бы принести вред здоровью, например, не объедаются, не пьют вина, укрепляют тело физическими упражнениями. Возможные травмы легко врачуются самим пострадавшим или любым другим жителем. Поэтом в Совершенном Граде нет врачей. В-третьих, все взгляды жителей Совершенного Града истинны. Они не обладают ни одним ложным мнением. Отсюда и все их действия «абсолютно добродетельны». Поэтому всякое мнение, не совпадающее с тем, что считают жители Града, является ложным, а всякое «непривычное» действие представляет собой ошибку. Гомогенность, единообразие Града есть результат практического следования единой и неизменной истине. Нет нужды подчеркивать, что Совершенный Град – это град земной. Он - результат человеческих действий, имеющих целью благо Града как целого. «Всех человеческих действий», - настаивает Ибн-Баджа.

При всем этом, Совершенный Град нельзя представлять как жительство тех, кто наслаждается интеллектуальным счастьем, постигнув Действительный Разум. В Граде совершаются все действия, свойственные жителям «порочных городов». Они готовят пищу, строят жилье, шьют платье; они не забывают об отдыхе и развлечениях, украшают свою жизнь; им не чужды искусства и науки; они воздвигают памятники и т.п. Совершенному Граду свойственны – кроме своего собственного, чисто духовного, интеллектуального – те образы жизни, которые в несовершенных городах являются конечными целями, представляют в Совершенном Граде только условия для осуществления цели Града – счастье всех его обитателей…

Условия для жизнедеятельности Совершенного Града должны создавать составляющие его группы жителей – те люди, которые следуют уже рассмотренным образам жизни Этих основных групп будет пять – соответственно количеству образов жизни, равных пяти – четыре несовершенных и один совершенный (с. 179-180)...

В совершенном Граде его глава – философ направляет действия подданных таким образом, чтобы те достигали этими действиями свои собственные цели, идущие им во благо, подобно тому, как учитель возглавляет и направляет учеников. Глава устанавливает обычай, следуя которому подданные и совершают свои действия. Этим Совершенный Град отличается от несовершенных, в которых главенство имеет целью служение главе. Не случайно сравнение главы Града с учителем. Просвещение, обучение должно занимать большое место в создании Града и поддержании его жизнедеятельности. Ибн-Баджа говорит об «осчастливливании» жителей, которое достигается результатом разъяснения людям истинных идей с использованием иносказаний, уподоблений и образов. Подобный подход прослеживается у всей плеяды философов, занимавшихся социально-политической проблематикой, - от аль-Фараби до Ибн-Рушда.                                                                                                                                       

Глава Совершенного Града – это не кто-то, отправляющий власть, ибо в Граде нет власти как таковой, как нет нужды устанавливать справедливость и лечить людей. Власть, которую Ибн-Баджа называет «медициной человеческих отношений», исчезает в Совершенном Граде одновременно с собственно медициной и судопроизводством. Превращение порочных городов в Совершенный Град возможно, считает Ибн-Баджа. Началом Града в любом человеческом объединении являются «ростки» - одиночки, обладающие истинными взглядами и знающие каким должно быть объединение людей, дающее счастье всем. Они-то постепенно и превращают ущербные объединения в Совершенный Град – в тот, в котором «каждый человек дает наилучшее из того, к чему он подготовлен, все взгляды которого истинны, и нет в нем ни одного ложного мнения, в котором не совершается ничего такого, что не было бы добродетельным»…

А.Игнатенко отмечает, что при всем очевидном утопизме социально-политического проекта Ибн-Баджи нельзя не оценить теоретическую попытку рассмотреть средневековое общество и предложить ему альтернативу с научно-философских и психологических позиций, с точки зрения соответствующих объединений разумной природе человека. Несомненен также высокий гуманистический потенциал концепции Ибн-Баджи, стремившегося спроектировать идеальное общество, в котором все люди, живя в гармонии, становятся счастливыми (с.183-184).

 

А вот так Ибн-Баджа представлен в Философской Энциклопедии (М.,1989). «Ибн Баджжа Абу Бакр Мухаммед (латинизированное А в е н п а ц е /Avenpace/), арабский философ, представитель аристотелизма, государственный деятель, поэт и музыкант. Жил в Сарагосе, Гранаде, городах Марокко. Был визиром при альмохадских правителях. Неоднократно обвинялся в ереси, подвергался гонениям. Помимо метафизики, психологии, логики и этики занимался также астрономией, математикой, естествознанием. Писал на арабском языке, некоторые его произведения дошли до нас только в еврейских переводах. Основные сочинения: «Послание о соединении разума с человеком», «Прощальное послание», «Книга о душе». В первом произведении Ибн Баджжа рисует картину нравственного самосовершенствования человека. Вслед за Фараби он противопоставляет философов обитателям «невежественных городов», призывая к созерцательной жизни. В то же время Ибн Баджжа считает, что человек и в несовершенном обществе может достичь счастья, слившись с универсальным активным умом. Оказал влияние на Ибн Туфейля, а также на Ибн Рушда».

Как видим, и в данном представлении советских ученых «исчезла» главная мысль учения аль-Фараби и Ибн Сины, что философия – это знания (теоретические) плюс политика (поведение), без которых нет и не может быть ни философии, ни философа. Нет и упоминания о истине, которую мы обнаружили в книге А.Игнатенко – мысль о «Поиске счастья», в результате которой и появился его «Совершенный Град». Как нет и такого важного замечания, что Ибн Баджжа, по сути, определил человека, способного стать совершенным в своей тройственности: совершенный разум, совершенный организм, совершенная душа. Случилось такое потому, что и Ибн Баджжа не успел определиться с понятиями, что такое Разум человека? Что такое Тело? Что такое Душа? Его отравили, и на этом его мысль остановилась…

В начало…

 

Абу-Бакр Мухаммад Ибн-Туфейль,

прославившийся под именем Абу-Бакр.

Хотя известно о нем немного. Сообщается, что и Абу-Бакр Мухаммад Ибн-Туфейль (1109-1185) вышел из придворных врачей (целителей), что весьма характерно для арабских мыслителей. От целительства человека переход к проблеме освобождения от социальных болезней и человеческого общества в целом представляется для них вполне  логичным явлением, скорее, даже закономерным. Одной из особенностей той эпохи А.Игнатенко называет возросшую роль духовенства – улемов, факихов. «Они не без успеха натравливали простой народ на представителей свободомыслия, обвиняя их в отступлении от веры и в обострении имущественного неравенства среди вчерашних участников эгалитаристского движения. Фанатики с одинаковым рвением предавали огню книги и философа аль-Фараби, и мистика аль-Газали, и теолога аль-Ашари» (с. 193). И потому у Ибн-Туфейля идея Града полностью отсутствует, ибо он вполне осознал, что «простонародью» не дано постичь Истину философов. Разумеется, и писал он свои сочинения для познающих Истину…

Главным произведением его жизни считается философский роман «Трактат о Хайе, сыне Якзана, относительно тайн восточной мудрости, извлеченных из зерен сущности высказываний главы философов Абу-Али Ибн-Сины имамом, знающим и совершенным философом Абу-Бакром Ибн-Туфейлем». Роман знаменит тем, что описывает пример жизни одного человеческого существа, в силу сложившихся обстоятельств попавшего новорожденным ребенком на необитаемый остров и  вскормленного молоком газели. По мере приспособления его к живой природе и постижения жизни животных, подробно рассказывается, как развивается его сознание – от стихийного до совершенного: от животного – до человеческого. А потом и до божественного уровня, до познающего смысл существования окружающего мира и человеческой жизни. Наконец, до познания самого себя как философской Истины…

Сначала он жил с животными, приобретя опыт, известный нам по «Робинзону» Даниэля Дефо или «Маугли» - Кеплера. «Живя, таким образом, постоянно с газелями, ребенок подражал своим голосом их крику, так что почти невозможно было отличить их голоса. Точно так же подражал он голосам всех птиц, которых слышал, и других животных до полного сходства. Особенно хорошо удавалось подражать ему голосам газелей, зовущим на помощь, вызывающим на дружбу, подзывающим к себе, защищающимся от опасности, так как животные кричат в этом случае разными голосами. И привыкли к нему звери, и он привык к ним, и не чуждались они друг друга» (с. 194).

Дальнейший этап развития Хайя – понимание им своего отличия от животных. «…Он увидел, что руки его намного превосходят их лапы, так как он мог прикрывать ими свои срамные части и держать палку для самозащиты, не нуждаясь ни в хвосте, ни в природном вооружении». Тут, собственно, и начинается постижение Хайем окружающего мира, ибо обстоятельства привели его к поискам источника жизни: умерла прежде заботившаяся о нем газель, к которой он испытывал нежную привязанность. Осмотрев все ее органы, он не нашел в них изъяна, но тело газели было неподвижным. Размышления привели его к тому, что существует нечто, управляющее телом, делающее органы живыми. Он предположил, что это «нечто» находится в полой части живого существа — в черепе, груди или животе. Желая исправить неполадку, которая привела к тому, что это «нечто» перестало действовать, он вскрыл каменным ножом грудь газели и обнаружил в ее сердце пустоту. В ней-то, решил Хайй, и пребывал этот двигатель. Размышления об окружающем, например об огне, который ему удалось сохранить после лесного пожара, возникшего от трения веток одна о другую, привели его к выводу, что двигатель этот должен быть сродни огню. Он произвел несколько опытов — ловил животных, убивал их и, вскрыв сердце, обнаруживал там горячий пар — животный дух, или пневму, которая и является, как он представлял себе, двигателем человека, растекаясь из его сердца в мозг, а из него по нервам — ко всем органам. Животный дух Хайй представил себе единым для всех живых существ…

Постепенно он стал видеть единство и различие всех окружающих его живых существ, вещей и предметов. Все они предстали пред ним как состоящие из материи и формы. Для животных форма — это двигатель, называемый животной душой, для растений — растительная душа, для минералов — природа. Форма представляет собой, если рассматривать живое существо, «качество, надбавочное к телесности» животного духа; при помощи этого качества «он получает способность совершать эти особенные действия, выражающиеся в разного рода чувствованиях, познавательных процессах и движениях». Рассматривая окружа­ющее, он приходит к пониманию различия между первичной материей и формой. Одним словом, в результате рассмотрения действительности, опытов и размышлений Хайй постепенно становится, сам того, естествен­но, не подозревая, последователем Аристотеля (с. 195).

Дальнейший ход познания мира привел Хайя к уверенности в том, что «действия, происходящие от форм, не принадлежат в действительности им, но только причине, творящей чрез них действия, приписываемые им». Поиски им этой «творящей причины» подтолкнули его к рассмотрению небесных тел, космоса. Тогда он стал размышлять о мире в целом: существует он вечно или возник в какой-то момент времени. Здесь — критический пункт в рассуждениях нашего философа. Ибн-Туфейль принимает обе гипотезы как равноценные. «Теперь,— пишет он о своем герое,— не являлось у него таких колебаний, как прежде, о вечности мира или возникновении его, ибо в обоих случаях ему было точно известно, что существует бестелесный творец, не соединенный с телом, но и не разъединенный с ним, не находящийся внутри его, но и не находящийся вне его» (с. 196). Этим «творцом» является «двигатель — нематериальный, чуждый телесных свойств, лишенный всего, что постига­ется чувством и представляется воображением» (там же). Мир оказывается совечным своему творцу-двигателю.

Здесь заканчивается онтологическая проблематика у Ибн-Туфейля. Далее Хайй «пожелал узнать, каким путем образовалось у него это знание». Ход его рассуждений был следующим. Всякая телесная сила, например зрение, осязание, воображение и т. п., познает лишь телесное. А постольку было установлено, что «творец-двигатель» совершенно свобо­ден от телесных свойств, то «в таком случае невозможно познать его иначе, как при помощи чего-то особого, не являющегося ни телом, ни силой в теле». Очевидно вместе с тем, что Хайю удалось постичь это бытие при помощи его собственной сущности. Эта сущность, возникающая у человека, представляет собой разумную душу, или разум. Этой своей «благороднейшей частью» Хайй познал необходимо сущее бытие, и поэтому благодаря существованию этой части он имеет сходство с этим нетелесным бытием. Ведь эта часть «свободна от телесных свойств», как свободен от них таким образом познанный предмет (с. 196).

Итак, Ибн-Туфейль дает в «Романе о Хайе, сыне Якзана» свой литературно оформленный вариант решения проблемы возникновения вечного разума человека, которая волновала всех арабо-исламских перипатетиков. Всем содержанием романа Абу-Бакр показывает, что человек, опираясь только на собственные интеллектуальные возможности, исследуя окружающую действительность и размышляя о ней, в состоянии познать и сущность вещей, и абстрактные первопринципы бытия. «Наиболее радикальной претензией рационализма» назвал концепцию Ибн-Туфейля французский исследователь его творчества Жорж Лябика. Но к этой относительно верной констатации нужно добавить другую. В «Романе о Хайе, сыне Якзана» прослеживается еще одна линия — своего рода «радикальная претензия мистицизма»…

Разумная душа, возникшая у Хайя, бессмертна благодаря участию в вечных и неизменных истинах Деятельного Разума. Но душа человека является бессмертной потенциально, если воспользоваться перипатетическим поня­тием потенции-возможности. И, как считает Ибн-Туфейль, не всякому человеку дано обрести это бессмертие или сделать его актуальным, действительным.

Разные судьбы уготованы трем группам людей. Первая группа — это «неразумные существа, все равно, имеют ли они образ человеческий или нет». Если при жизни существо, принадлежащее к этой группе, не постигло «сущее, у бытия которого нет причины», но которое само является причиной всех вещей, то этому существу уготовано небытие. Ведь плотские силы души (ощущение, воображение и т. п.) гибнут с гибелью тела, а о разуме, поскольку он не пробудился, и уж тем более о его бессмертии нет речи.

Ко второй группе принадлежат люди, которые при жизни тела постигли необходимо сущее, его совершенство и красоту, но затем последовали своим страстям, отвернулись от созерцания этого высшего существа. Если в таком состоянии душа человека, разум которого пробудился, но потом был отвращен от Истины телесными страстями, покинет тело, то она окажется обреченной на «глубокую муку и вечное страдание».

Наконец, люди третьей группы могут достичь вечного счастья при условии, что они постоянно находятся в актуальном созерцании Необхо­димо Сущего. «Тот,— пишет Ибн-Туфейль,— кто знал это существо, необходимо сущее, прежде чем расстаться с телом, весь отдавался ему и неотступно размышлял о его славе, блеске и красоте и не отвращался от него, пока не настигла его смерть среди этого стремления к нему и актуального созерцания,— тот,  расставшись с телом, остается в беспредельном наслаждении и вечном счастии, восторге и радости, ибо он достиг непосредственного созерцания этого существа, необходимо сущего, созерцания незамутненного и незатемненного, и свободен он тогда от всего чувственного, вызываемого его плотскими силами, которое по сравнению с его состоянием есть страдания, несчастия и кознь» (с.198)…

Уразумев все это, герой Ибн-Туфейля «утвердился в мысли, что избавление от несчастья и достижение счастья заключаются только в постоянном созерцании этого существа, необходимо существующего, пока он не достигнет того, что не будет отрываться от него ни на мгновение». Здесь Хайй оставляет путь перипатетической философии и вступает на дорогу мистического познания Истины.

В ареале арабо-исламской культуры мистические традиции были исключительно сильны. Они приняли форму так называемого суфизма. Главным смыс­лом жизни суфиев было приближение к богу, его постижение, вплоть до признаваемого некоторыми из них возможным единения с ним. Суфии проповедовали аскетизм, отказ от мирских желаний, демонстрировали пренебрежение к посюсторонней жизни. Считалось, что единения с богом можно достичь в результате исступленного и частого повторения в группе некоторых культовых действий, например произносимой вслух молитвы или чтения отрывков из Корана.

Для того чтобы войти в экстатическое состояние, применялся и так называемый зикр, т. е. повторение в течение длительного времени имен (названий атрибутов) бога. Некоторые суфии истощали себя плясками, а то и просто кружились, пока не падали в изнеможении, утратив сознание, потеряв свое «я».

Суфизм в его развитом виде был цельной системой взглядов, действий и организационных форм. Это единство в полной мере реализовалось в суфийских братствах (тарика), в которых наставник обучал своих приверженцев (муридов) как религиозно-мистической теории, так и практике. На пути к мистическому постижению Бога муриды накапливали необходимые положительные качества, постепенное приобретение кото­рых символизируется определенными «стоянками» (макамат) и «состояниями», такими, как покаяние и терпение, истинность, страдание и благодарность Аллаху, страх перед Аллахом и надежда на спасение, упование на Аллаха и отречение от собственной воли, тоска и радость, удовольствие и любовь к Аллаху.

Между фальсафой и суфизмом существовали серьезные различия. Философские представления о постижении Истины, которые мы находим у представителей арабо-исламского перипатетизма, предполагают возник­новение у человека разума, или разумной души. Она, подымаясь от чувственного восприятия к познанию универсалий, постигает тем самым Деятельный Разум или его аналог, а через него — Первосущее. Первосущее, это начало мира, его принцип является вечным, и через контакт с ним и душа участвует в вечности, становясь тем самым бессмертной. Парадигма постижения Истины, как этот процесс представляли фалясифа, выглядит следующим образом: разумная душа — рациональное постиже­ние универсалий — слияние с Деятельным Разумом.

Что же касается мистики, в конкретной форме суфизма, какую она приняла в эпоху арабо-исламского средневековья, то ее адепты стремились к слиянию с Аллахом — божеством ислама. Слияние это предполагалось как род чувственного наслаждения, удовольствие, восторг, опьянение, утрата себя и т. п. Место разума, или разумной души философов, у мистиков занимает сердце, а процесс познания заменяется ритуалами, приводящими в специфическое состояние такую способность человеческой души, как воображение (с. 200). Здесь иная по сравнению с фальсафой парадигма: сердце — воображение — слияние с богом.

Но высказывать суждения о различиях можно только в отношении тех вещей, которые обладают и чем-то сходным. Элемент сходства двух парадигм — в идее восхождения к некой высшей сущности и слияния с ней. Появлялась возможность теоретического и, быть может, практического синтеза перипатетизма в его арабо-исламской форме и исламского мистицизма — суфизма. Эту задачу возьмет на себя Шихаб-ад-Дин Сухраварди (1153—1191), который разработает концепцию иллюминизма (ишракийя). На самого Сухраварди и на других представителей «ишракитской» философии повлиял учитель Ибн-Туфейля — Абу-Али Ибн-Сина (с. 200).

Однако мистические элементы в наследии Авиценны превращались Ибн-Туфейлем в самодовлеющие, абсолютизировались, и ученик, пообе­щав изложить «тайны восточной мудрости» своего учителя, дал собствен­ную интерпретацию мистического познания Истины…

Ибн-Туфейль является единственным крупным представителем фальсафы, который не выступил с проектом идеального социального устройства. У него нет речи о Граде как условии достижения счастья всеми людьми. Более того, если внимательно перечитать заключительные страницы «Роман о Хайе, сыне Якзана», то станет ясно, что, с точки зрения Абу-Бакра, человеческое объединение является препятствием в достиже­нии счастья человеком…

Когда Асаль, этот «Пятница», попавший на остров к Хайю, рассказал ему о людях, тот «почувствовал к ним сильное сострадание и желание принести спасение своими руками, в нем пробудилась мысль пойти к ним и раскрыть и разъяснить истину пред ними» (с. 201). Им удается попасть на соседний остров, которым правит Саламан, друг Абсаля. Но попытки Хайя «поучать их и открывать им тайны премудрости» закончились безрезуль­татно. Люди «начали отстраняться от него и чувствовать к нему отвращение. ...И он отчаялся исправить их и оставил надежду быть воспринятым ими» (201). Почему же? Не зная людей, он не представлял себе их недостатки. А столкнувшись с людьми, он увидел, что они — стяжатели и невежды. Он стал исследовать разные классы людей и увидел, «что каждая партия довольна тем, что находится пред ней, они делают божеством своим страсти свои и поклоняются предметам желаний своих и губят друг друга, собирая тленные мирские блага; их забавляет умножение богатств, пока в конце концов не свершают они паломничество на кладбище. Не действуют на них увещания, не трогают их добрые речи, а спор с ними только увеличивает их упорство. Заказаны для них пути к мудрости и нет для них доли в ней, ибо они потонули в невежестве» (201)…

И все это при том, что подданные Саламана следуют религии. Но именно религия освящает сложившиеся формы общественной жизни. «Все они,— пишет Ибн-Туфейль о жителях островного города,— за малыми исключениями, берут из религии своей только относящееся к миру сему. ...Главная польза для большинства людей в божественном законе ограничивается их настоящим существованием, чтобы привольно текла жизнь человека и чтобы не враждовал с ним никто другой из-за вещи, принадлежащей только ему» (с. 201). И неудавшийся опыт Хайя показал ему, что этих людей нельзя вырвать из «мрака завес, скрывавших их». И тогда он отказался от того, чтобы наставить их на путь истины, попросил Саламана и его подданных не винить его за те речи, с которыми он обращался к ним. Решив, что ничего в их общине нельзя изменить, «он заповедовал им следовать тем постановлениям закона и тому внешнему образу действий, которым они следовали, поменьше погружаться в то, что их не касается, твердо верить даже и в смутные заветы, отвращаться от ересей и предметов, возбуждающих страсть, подражать благим предкам и бежать новшеств» (там же). Разуверившись в людском объединении, Хайй, а вместе с ним и Абсаль возвращаются к себе на остров и продолжают до самой смерти вести жизнь аскетов, погруженных в размышления об Истине.

Гуманистическая направленность всей фальсафы заключается в том, что и аль-Фараби, и Ибн-Сина, и Ибн-Баджа считали, что объединение людей необходимо для достижения счастья, предписывая мыслителю активную и деятельную социальную позицию. Здесь они следовали традиции, сложившейся в развивающемся и динамичном на первых порах средневековом арабо-исламском обществе, в котором «знание без соответ­ствующего действия было нежелательным, даже более того — невообразимым» (с. 201). И когда уже приходилось выбирать — знание или действие, философы отдавали предпочтение правильному действию. Известно то предпочтение, которое аль-Фараби отдавал человеку, совершающему добродетельные поступки, по сравнению с тем, кто знает философию Аристотеля. Примат добродетельного действия перед знанием прослеживается и у Чистых Братьев. Но все это, повторяем, в тех крайних случаях, когда вставала проблема однозначного выбора между знанием и действием. Общая же позиция заключалась в проповеди единства истинного знания и правильного действия как условия нормального социального бытия.

Однако своего рода  «индивидуалистическая» тенденция есть в творчестве практически всех предшествующих Ибн-Туфейлю философов. Но тенденция эта, как мы имели возможность убедиться, была целиком подчинена ведущей социально-политической идее фальсафы: для достиже­ния людьми истинно человеческой цели необходимо объединение их в преобразованном на разумных началах социуме. Индивидуалистические и мистические настроения Ибн-Туфейля вызваны тем, что современное ему общество, как считает он, заражено невежеством, враждебно Истине, и тому, кто ее знает и проповедует, повлиять на это общество с целью его преобразования не представляется возможным. В романе Ибн-Туфейля отражен кризис арабо-исламского общества, проявлявшийся, в частности, в возрастании роли религии в ее наиболее обскурантистских формах, в отказе от достижений науки. Это общество не нуждается в Истине, не стремится оно, погрязнув в предрассудках, и к изменению собственного бытия на основе познанной Истины — таков «отрицательный» социально-политический пафос произведения Ибн-Туфейля

Сочинение Ибн-Туфейля оказало немалое влияние на европейскую мысль. Первый перевод, анонимный, был сделан на древнееврейский язык. Около 1349 г. Моисей Нарбонский составил, тоже на древнееврей­ском, комментарий к этому произведению. В 1671 г. был опубликован первый перевод на латинский язык, который сделал «Роман о Хайе, сыне Якзана» доступным всем образованным людям Европы. Через три года роман был переведен на английский язык. Как считают, он оказал немалое влияние на Даниэля Дефо, автора знаменитого «Робинзона Крузо». В 1726 г. книга была переведена на немецкий язык. «Прекрасной книгой» считал сочинение Ибн-Туфейля Лейбниц. В последующем роман был переведен практически на все языки мира.

Продолжая традицию фальсафы, младший современник Ибн-Туфейля — Ибн-Рушд, живший в тех же условиях, что и его предшествен­ник, и также находившийся под влиянием идей Ибн-Сины, предложил теоретическую альтернативу приходящему в упадок обществу.

А вот так Ибн-Туфейль представлен в Философской Энциклопедии (М.,1989). «Ибн Туфайль Абу Бакр Мухаммед ибн Абд аль-Малик (латинизированное – А б у б а ц е р /Abubacer/), арабский философ, ученый, государственный деятель. Был врачом и секретарем правителей Гранады, Сеуты, Танжера, затем врачом и придворным альмохадского халифа вплоть до 1184, когда его сменил в этом качестве Ибн Рушд. До нас дошло единственное философское сочинение произведение Ибн Туфайля – «Повесть о Хайе ибн Якзане» (русский перевод 1920, 1978). Название и имена героев заимствованы у Ибн Сины. В повести  в форме философской робинзонады (заброшенный на уединенный остров ребенок самостоятельно постигает мир и бога) представлена картина развития человечества от первобытной стадии до стадии цивилизации и эволюция его познавательных способности от уровня неупорядоченного опыта до высот рационального (философского) и интуитивного (мистического) постижения высшего начала бытия».

Ибн-Туфейль не смог решиться дать собственный вариант Доброграда, наверное потому, что и он вместе со своим героем разочаровался в человечестве. Как выше приводилось: попытки Хайя «поучать их и открывать им тайны премудрости» закончились безрезуль­татно. Люди «начали отстраняться от него и чувствовать к нему отвращение. ...И он отчаялся исправить их и оставил надежду быть воспринятым ими» (201). Почему же? Не зная людей, он не представлял себе их недостатки. А столкнувшись с людьми, он увидел, что они — стяжатели и невежды. Он стал исследовать разные классы людей и увидел, «что каждая партия довольна тем, что находится пред ней, они делают божеством своим страсти свои и поклоняются предметам желаний своих и губят друг друга, собирая тленные мирские блага; их забавляет умножение богатств, пока в конце концов не свершают они паломничество на кладбище. Не действуют на них увещания, не трогают их добрые речи, а спор с ними только увеличивает их упорство. Заказаны для них пути к мудрости и нет для них доли в ней, ибо они потонули в невежестве» (201)…

Заметим, что именно таким был мотив последних лет жизни и Платона. После того, как был умерщвлен Сократ, умерли и все надежды Платона на улучшение дел в государстве, с чем он связывал смысл своей жизни и жизни своего Учителя – Сократа…

В начало…

 

Ибн-Рушд: И вновь Добродетельный Град!

Абу-аль-Валид Ибн-Рушд (1126-1198) - последний из «могикан» славной когорты великих мудрецов-философов арабо-исламского средневековья. Он оставил после себя много комментариев не только к трудам Аристотеля, но и к сочинениям других античных мыслителей, например Александра Афродисийского, Николая Дамаскина, врача Галена,— всего около сорока. Только незначительная их часть опублико­вана. Ибн-Рушд прокомментировал «Метафизику» Аристотеля, его «О небе», «О душе», «Восприятие и воспринимаемое», «Физику», «Этику», «Возникновение и уничтожение», «Метеорологику» и другие. 28 комментариев сохранилось на арабском языке, 36 — в переводе на древнееврейский, 34 — в переводе на латинский язык. Только в переводе на древнееврейский существует и интересующий нас в первую очередь комментарий Ибн-Рушда к «Государству» Платона…

Абу-ль-Валид Ибн-Рушд является автором и большого количества оригинальных философских трудов. Это прежде всего произведение, именуемое «Опровержение опровержения», представляющее собой подробный ответ на те обвинения, которые Абу-Хамид аль-Газали выдвигает против философов в своем «Опровержении философов».

Кроме «Опровержения опровержения» к философским произведениям нашего философа относятся такие сочинения, как «Рассуждение о разуме», «Рассуждение о силлогизме», «Книга о рассмотрении вопроса относительно способности или бессилия разума, находящегося в нас и называемого “материальным”, постичь отрешенные от материи формы,— вопроса, который Аристотель обещал нам рассмотреть в книге “О душе”». Два трактата «О соединении отрешенного от материи разума с человеком», «Рассуждение об определении с точки зрения Абу-Насра аль-Фараби и с точки зрения Аристотеля». «Книга о рассмотрении вопросов метафизики в “Книге исцеления” Ибн-Сины». «Вопрос о времени». «Книга об устране­нии сомнения тех, кто возражает Мудрецу и его доказательству существования первой материи, и разъяснение того, что доказательство Аристотеля есть очевидная истина». «Рассуждение о возражении Ибн-Сине касательно разделения им сущего на абсолютно возможное, возможное благодаря самому себе, но необходимое благодаря другому и необходимое благодаря самому себе». «Вопросы о мудрости», «Рассужде­ние об условном силлогизме», «Книга о том, в чем аль-Фараби расходился с Аристотелем относительно «Аподейктики» с точки зрения ее законоведа по отдельному вопросу; здесь же мы находим и типичное для исламского права «доказательство от традиции».

Только основываясь на законоведческих интересах, познаниях и занятиях Ибн-Рушда, можно правильно объяснить то большое значение, которое он придает закону в жизни своего Добродетельного Града, и то предпочтение, которое отдается им исламскому шариату в качестве инструмента социальной регуляции…

Ибн-Рушд, будучи философом и законоведом, вплотную подошел к решению проблемы истинного, философского познания мира, необходимо­го для правильной организации социума, но которое недоступно для «массы», «широкой публики». Аль-Фараби указывал, что, «поскольку широкой публике трудно постичь эти вещи (счастье и пути, ведущие к его достижению) и то, как они существуют в действительности, постольку ее стремятся обучить этому другими способами, а именно посредством подражательных образов» (с. 210). К массе, говорит Ибн-Сина, следует обращаться на языке понятных ей подражательных образов, чтобы дать ей «общий намек на Истину». Духовный кризис Хайя Ибн-Якзана, описанный непосредственным предшественни­ком Ибн-Рушда — Ибн-Туфейлем, был обусловлен невозможностью препо­дать принципы истинной мудрости — философии подданным Саламана и тем самым сделать их истинно счастливыми.

Важным для дальнейшего разъяснения воззрений Ибн-Рушда является и тот факт, что он написал комментарий к произведению основателя династии Альмохадов и первого ее халифа — Мухаммада Ибн-Тумарта аль-Махди (1121 —1128). Это его произведение пока не обнаружено, но в самом, пожалуй, известном сочинении Абу-ль-Валида—«Рассуждении, выносящем решение относительно связи между божественным законоустановлением и мудростью» он выражает несомненную симпатию «победонос­ной власти Альмохадов» (с. 211) и излагает некоторые положения религиозно-политической концепции Ибн-Тумарта. Идеология альмохадского движения повлияла на социально-политические взгляды Ибн-Рушда…

Деление общества на «массу» и «элиту» было традиционным для арабо-исламской культуры, начиная еще с VIII века. В самом общем виде суть этого деления можно свести к существованию узкой группы избранных богом или природой людей («элита» — хасса) и другой — низкой «массы» (амма), или «простонародья», «черни» (джумхур) (с. 217). Деление на эти две группы не обязательно было свидетельством уничижительного отношения к «массе». Например, у Ибн-Туфейля костяк «черни» составляют не низшие социальные группы, а те, кто стяжает богатства, стремится к высоким должностям. И у Ибн-Баджи в группу «самых низких» попадают богачи, занимающиеся накоплением одежд и вещей, придающих престиж их владельцу. А сам Ибн-Рушд называет пророка Мухаммада «выходцем из простонародной (аммийя) общины». Ибн-Рушд пошел именно по пути выделения «элиты» и «массы» в своем проекте идеально организованной общины. Эти две группы указывает он в «Опровержении опровержения». Трактат же «Пути обоснования вероучительных догматов общины» весь построен на дихотомии: люди делятся здесь на тех, «чье счастье заключается в достоверных знаниях», и тех, «чье счастье и спасение в следовании буквальному значению священного писания». Первая группа и есть образованная «элита», или «ученые», вторая — «простонародье».

«Масса» ограничивается знанием, «построенным на чувстве», а «ученые» дополняют то, что постигается посредством чувства, тем, что постигается рациональным доказательством (бурхан). Для «массы» существует только то, что телесно, нетелесное для нее не существует. «Массе» свойственно поверхностное, неглубокое знание. В своем отношении к сущему она подобна тем, кто просто рассматривает созданные ремесленником предметы, не зная, как они сделаны. Эта характеристика «массы» дает возможность обрести адекватные формы обращения к ней, обучить ее с применением результативных методов (с. 217). Ибн-Рушд приводит в этой связи хадис пророка Мухаммада: «Мы сонм пророков, и было нам велено распределить людей по их местам и обращаться к ним с речью, соответствующей их умам».

Показательны в этом отношении примеры, которые приводит сам Ибн-Рушд. Так, в   «Опровержении опровержения» он указывает, что ученые говорят между собой о «Деятельном Разуме», а «простолюдину» скажут об «ангеле».

Иными словами, в обращении к массе и в направлении ее на истинный путь необходимо использовать чувственно воспринимаемые уподобления научных категорий. Вот еще один пример. Если взять нетелесное бытие, то «это состояние есть увеличение знания» в результате контакта с Деятельным Разумом. «Но если,— продолжает Ибн-Рушд,— об этом прямо сказать им (я имею в виду массу), то для них потеряет смысл божественное законоустановление, и они обвинят в неверии того, кто это сказал». Поэтому нетелесное бытие в обращении к «массе» уподобляется «телесным вещам». Приходится утверждать, что нетелесное бытие представляет собой созерцание бога, который есть свет

Уже сами приводимые Ибн-Рушдом примеры разного подхода к «элите» и «массе» показывают, что речь идет о философии в первом случае и божественном законоустановлении во втором.

Действительно, «философия ставит своей целью определение того, в чем состоит интеллектуальное счастье некоторого количества людей, способных обучиться мудрости, а божественные законоустановления имеют целью вообще обучение массы»,— отмечает Ибн-Рушд в «Опровер­жении опровержения». Таким образом, философия и божествен­ное законоустановление имеют разные адресаты. Первая обращена только к некоторым людям, чьи способности позволяют воспринять ее положе­ния, второе обращено к «массе»…

В своей классификации людей по складу ума с точки зрения используемых ими рассуждений Абу-ль-Валид выделяет три разновидности. В дополне­ние к «риторикам», довольствующимся буквальным смыслом божественно­го законоустановления, и «аподейктикам», располагающим достоверным (философским) знанием истины, существует в мусульманской общине и разряд лиц, стоящих на уровне диалектических (по Аристотелю, основан­ных на вероятностных посылках) рассуждений. Эти «спорщики» отождествляются Ибн-Рушдом с мутакаллимами — спекулятивными теологами.

Существование этой группы стало, считает Ибн-Рушд, величайшим злом для общины, так как «спорщики»-мутакаллимы, занимая промежуточ­ное положение между «массой» и «аподейктиками», попытались истолко­вать божественное законоустановление в подражание философам-ученым, а потом довели это толкование до «массы». Вот как описывает этот процесс сам Аверроэс: «Из-за аллегорических толкований (особенно порочных) и мнения, что такие толкования, касающиеся священных текстов, следует разглашать, возникли мусульманские секты, так что принялись они обвинять друг друга в неверии и ереси. Вдобавок ко всему этому на путях, которыми они следовали при изложении своих толкований, они шли и не с публикой (джумхур) и не с избранными (хасса): не с публикой — поскольку их способы выражения мыслей слишком темны для большинства; не с избранными — поскольку если приглядеться к этим способам, то окажется, что они слишком несовершенны, чтобы отвечать условиям доказательства, как в этом может удостовериться с первого взгляда каждый, кто знаком с условиями доказательства» (с. 219).

Если бы «спорщики»-мутакаллимы оставили свои ошибочные, основан­ные на вероятности суждения и толкования божественного законоустанов­ления при себе, но ведь они внесли смуту в «массу», познакомив ее со своими выводами. Именно в этом обвиняет Ибн-Рушд и Абу-Хамида аль-Газали, демонстрируя тем самым новый аспект расхождений с ним. Если перечисленные выше секты и так создали множество проблем в общине, то аль-Газали, по выражению Ибн-Рушда, подлил масла в огонь своими произведениями. «Многих людей увело в сторону и от божествен­ного законоустановления и мудрости» его произведение «Опровержение философов», содержащее «сомнительные доводы и слабые пункты»…

Историю идеологических разногласий в мусульманской общине Аверроэс, большой знаток медицины, описывает как порчу хорошего лекарства неумелыми людьми, взявшимися за врачевание. (Здесь на ум приходит сравнение Ибн-Баджей политики с «врачеванием человеческих отноше­ний».) Когда все стали применять новое лекарство, порче подверглись темпераменты многих людей. И появился новый человек, который решил улучшить лекарство. Он заменил некоторые его составные части другими. Это в свою очередь привело к новым болезням. Новый, совсем другой, взялся за лечение страждущих и добавил новые элементы в лекарство, что привело к новым недугам.

Так продолжалось долго, пока все составные части лекарства не были заменены, а приносимая им прежде польза — полностью утрачена. Людей одолели всевозможные болезни, перед которыми они оказались незащи­щенными. «Так произошло,— заключает Ибн-Рушд,— и с тем расколом, который постиг божественное законоустановление при применении к нему подобного метода. Ведь каждая секта интерпретирует божественное законоустановление не так, как это сделала другая, и утверждает, что такова цель Законоустановителя. Из-за этого раздробилось божественное законоустановление и удалилось от того, чем было вначале». «И если ты поразмыслишь о той порче, которая из-за толкований постигла божествен­ное законоустановление в это время, то увидишь, что аналогия верна» (с. 220)…

Итак, мусульманская община, по мнению Ибн-Рушда, больна расколом, который вызван субъективистскими интерпретациями, толкованиями божественного законоустановления, а также доведением их до «массы».

Все эти рассуждения приводят андалусского философа и законоведа к радикальным выводам. Основной пафос таких его произведений, как «Пути обоснования вероучительных догматов общины» и «Рассуждение, выносящее решение относительно связи между божественным законоустановлением и мудростью»,  заключается в своего рода «антиклерикализме» — борьбе против мусульманских теологов-мутакаллимов. Теологи являются причиной расколов в мусульманской общине — таково главное обвинение, выдвигаемое против них. Здесь речь идет о расколах на разные секты, которых было так много в истории ислама (уж наверняка больше семидесяти двух — вспомним, что столько их называлось в пророчестве Мухаммада). Им должно поставить в вину и то, что они, претендуя на научное, философское толкование божественного законоустановления и доводя это непонятное для «массы» толкование до простого люда, вызывают его враждебность к действительно научной философии и ученым-философам. Иными словами, они провоцируют также раскол между «элитой» и «массой», хотя задача состоит в том, чтобы и те, и другие (вторые под водительством первых) достигали «всеобщего счастья». И потому теологи лишаются права гражданства в идеально организованной общине — Добродетельном Граде (с. 221).

Рассуждая о «порче» исходно хорошего лекарства, «способного сохранить здоровье всех или большинства людей», философ подводит к мысли о том, что нужно восстановить это лекарство, т. е. возвратиться к тому моменту, когда «лекарство» еще не начали «портить». Если говорить о конкретной истории мусульманской общины, то это означает не что иное, как возврат к установлениям начального периода существования общины. Но тогда оказывается, что здесь Ибн-Рушд выражает свойствен­ную средневековым освободительным движениям против социального неравенства тенденцию, которую, как мы помним, Ф. Энгельс назвал «формально реакцией, мнимым возвратом к старому, простому». Призыв вернуться к идеализируемым условиям относительного равенства в мусульманской общине при жизни пророка Мухаммада всегда был выражением протеста против царившего в средневековых исламских государствах социального неравенства и угнетения. Однако Аверроэс, один из самых образованных людей своей эпохи, не повторяет буквально те идеи, с которыми выступал, например, Ибн-Тумарт. Он обосновывает философскими и законоведческими способами такой правопорядок, который, по его мнению, может создать не равенство — с этой иллюзией арабо-исламские философы покончили давно,— но гармонию обществен­ных групп…

Иными словами, божественное законоустановление в своей практиче­ской части представляет собой ряд норм социального поведения — их Ибн-Рушд называет «практическими добродетелями». Эти нормы регулируют поступки и действия человека. Захиритская правовая концепция не затрагивает духовную жизнь человека в той ее части, которая не регулируется божественным законоустановлением. Это дает каждому право свободно мыслить и исследовать мир. Такой вы­вод для тех исторических условий был исключительно прогрессивен…

Велика, буквально неоценима роль пророков (анбия') в организации социально-политической жизни. Ведь пророк является Законоустановителем, он дает обществу законоустановление. Ибн-Рушд именно так, через связь его с законом и определяет пророка. В книге «Пути обоснования вероучительных догматов общины» он говорит, что «является пророком каждый, кто совершил это действие, то есть разработал законоустановления в опоре на вдохновение от Всевышнего Бога». В «Опровержении опровержения» в функции пророка входит «разработка законоустановлений, соответствующих Истине».

Задачей пророков является «доведение до людей знаний и подвижение их на красивые (джамиля) поступки, благодаря которым они достигают счастья, а также отвращение их от порочных мнений и дурных поступков». Пророки «определяют полезные действия, приносящие счастье всем сотворенным». Поэтому-то законоустановления и характе­ризуются Ибн-Рушдом как «необходимые гражданские искусства» (с. 224)…

Дальнейший ход рассуждений Ибн-Рушда исключительно интересен. При этом он в полной мере использует лексические богатства арабского языка — нюансы, тонкости, неоднозначности. Как и в других случаях, опирается он на свои энциклопедические знания, в том числе на философские и законоведческие…

Недаром Ибн-Рушд, прекрасно умеющий работать со словом, ставит рядом «пророка» и «мудреца». Он употребляет даже такое выражение, как «пророческая законоустановительная мудрость». Он готовит почву для сближения понятий «пророческая миссия» и «философская мудрость».

Обращаясь к одной из монотеистических религий Ближнего Востока — иудаизму, исторически предшествовавшему и христианству, и исламу, Ибн-Рушд пишет: «Никто не сомневается, что среди сынов Израилевых были многие мудрецы. Это видно из книг, кои находятся у сынов Израилевых и приписываются Суляйману (мир ему!). Мудрость продолжа­ла существовать у людей вдохновения, то есть пророков (мир им!)» (с. 225). Таким образом, пророки-законоустановители суть мудрецы. Поэтому источником законоустановле­ний является божественное вдохновение и разум. Ибн-Рушд так и говорит: «...законоустановления, извлеченные из божественного вдохно­вения и разума». «Всякое законоустановление, основанное на божественном вдохновении, связано также и с разумом»,— заключает Ибн-Рушд (там же). Он вскользь упомянул о возможности «законоустановления, основанного только на разуме»  (там же)…

Приведенные выше рассуждения Ибн-Рушда имеют, с точки зрения мусульманского законоведа, «академический» характер. Ведь у мусульман считается, что Мухаммад был последним пророком, «запечатавшим» их долгую череду, включая и Адама, и Авраама, и Ноя, и Моисея, и предпоследнего пророка—Иисуса. В исламе есть разные варианты решения проблемы религиозно-политического авторитета в общине после смерти пророка Мухаммада. Один из них — в превращении правителей в «халифов», или «заместителей», «преемников» Мухаммада. Еще один вариант решения — в претензии улемов, «знатоков» религии, на право давать обязательное для всех верующих толкование «священного писания». Для обоснования этого права приводилось приписываемое пророку Мухаммаду высказывание: «Знатоки религии — наследники пророков». На роль этих наследников и претендова­ли, в частности, противники Ибн-Рушда — теологи-мутакаллимы. Но словом уляма' Ибн-Рушд называл ученых-знатоков научной философии, духовную «элиту» общины. И он говорит: «Они и есть те ученые (уляма'), о которых сказано, что они наследники пророков»  (с. 227).

Иными словами, если в общине нет и не предвидится пророка-мудреца, его место должны занять имеющиеся мудрецы-философы и управлять ею и составляющими ее группами, опираясь при этом на оставленное пророком Мухаммадом законоустановление и используя опыт предшествующих пророков-мудрецов. Таков практический вывод из рассуждений Аверроэса.

Аверроэс ставит перед философами условие — не разглашать эти толкования перед широкой публикой. «Разглашение какого-нибудь из подобных толкований перед человеком, неспособным к их [уразумению],— это особенно касается аподейктических толкований, так как они наиболее далеки от доступных всем знаний,— ввергает в неверие и того и другого: и того, перед кем оно разглашается, и того, кто его разглашает» (43, 193). Философы не должны уподобляться теологам и сеять сомнение в душах людей, а в общине — смуту.

Однако речь у Ибн-Рушда не идет, как представляется некоторым интерпретаторам его взглядов, о том, чтобы философы в своем узком (очень узком!) кругу занимались наукой, оставляя «риториков» — «массу» в блаженном неведении относительно истинного положения вещей в космосе и социуме. Если бы было так, то оказалось бы, что философы, претендующие на роль «наследников» пророка, т. е. на осуществление руководства общиной, не делают ничего для изменения к лучшему ситуации членов этой общины. Но такой вывод как-то не вяжется с ибн-рушдовской идеей  «всеобщего счастья».

На самом деле еще одна задача философов заключается в том, чтобы максимально приблизить «массу» к истинному пониманию мира, употреб­ляя для этого чувственно воспринимаемые уподобления (тамсиль, мисаль)…

Исламские теологи рассуждали также о воскрешении, которое насту­пит после «страшного суда». Это воскрешение буквально именовалось «собиранием тел» (хашр аль-аджсад). Аль-Газали в своем «Опровержении философов» обвинял последних в непризнании телесного воскрешения. В «Опровержении опровержения» Ибн-Рушд заявляет, что воскрешение когда-то умершего тела невозможно. Если и возможно «возвращение» (обратим внимание на это слово), то подобного тела, но не того же самого. То есть, Ибн-Рушд не приемлет исламскую концепцию «собирания тел» — исламского воскрешения.

Рассматривает Ибн-Рушд и проблему «пребывания души» — так в исламской традиции называлось ее посмертное существо­вание как таковое. Доказательством «пребывания души», пишет Ибн-Рушд в «Путях обоснования вероучительных догматов общины», является то, что всякое сущее в этом мире не существует напрасно (абсан), но имеет некую цель (матлуб), которая является своего рода плодом его существова­ния. Если это распространяется на все существующее, то тем более приложимо к человеку — наиблагороднейшему из всех существ. Цель человеческого существования должна быть связана с чем-то исключитель­но человеческим. Свойством, отличающим человека от всего, является наличие разума, разумной души. Следовательно, действия разумной души — цель человека, осуществление которой приносит или может принести счастье. Это счастье, названное «последним счастьем», и заключается в  «пребывании души».

Ибн-Рушд переосмысливает устоявшиеся слова и понятия. Он отмеча­ет, что «вдохновение указало, что душа пребывает, а ученые нашли тому доказательства». Но, совпадая в этом пункте, «божественные законоустановления разошлись в уподоблении того состояния, которое присуще душам счастливых после смерти, а также душам страдальцев» (с. 231). В одних религиях утверждается, что это духовные состояния, в других — телесные…

Какова же правильная точка зрения среди всех перечисленных? На этот вопрос Ибн-Рушд дает ответ удивительный: «Истина в этом вопросе заключается в том, что каждый человек должен принять то, к чему привело его рассмотрение этого вопроса» (с. 232). Нужно только признать сам принцип «пребывания души», так как он является одним из основоположений божественного законоустановления (там же).

Некоторые вдумчивые исследователи творчества арабо-исламских философов полагают, что Ибн-Рушд отрицал бессмертие индивидуальной человеческой души. Тленность низшей, животной части души очевидна для Аверроэса: ведь она непосредственно связана с жизнедеятельностью тела. Питающая, ощущающая, вожделяющая и воображающая силы души возникают и уничтожаются вместе с возникно­вением и смертью тела. Примерно по тем же причинам тленен и разум. Деятельность разумной части души черпает для себя материал из форм воображения, но воображение тленно, поскольку опирается на ощущения

Однако человеческий разум способен участвовать в Вечности, воспри­нимая и преобразуя умопостигаемости, или понятия, которые, с одной стороны, преходящи, поскольку принадлежат индивиду, но с другой — непреходящи в той мере, в какой являются общими для всех индивидов, объемлемых родом «человек», и выражают вечную Истину. Мы уже знаем, что такая интерпретация человеческого счастья, как рационального, научного познания гармонии космоса (и добавим — организации социума на познанных принципах космической гармонии), была свойственна практически всем арабо-исламским философам…

Но как же быть с социально-регулятивной функцией представлений о ма'ад, которые и у «массы» должны быть максимально приближены к тем представлениям, которые достигли тогдашние самые передовые ученые эпохи — философы? Сказать, что ма'ад есть «увеличение знания» в контакте с Деятельным Разумом, это непонятно для «массы». Но недопу­стимо и пичкать «массу»  россказнями об аде и рае.

Ибн-Рушд ставит исключительно сложную задачу: найти такие чув­ственно воспринимаемые уподобления научно-философских истин, кото­рые были бы приемлемы не только для «массы», но и для интеллектуальной «элиты». С уверенностью можно сказать, что, если бы Ибн-Рушд взялся за практическое решение этой задачи, многие пункты такой программы остались бы нерешенными. Но в отношении ма'ад решение им найдено: ма'ад есть лицезрение Света (нур). Именно такое уподобление не вызовет сопротивления ни у «простонародья», ни у «ученых» (с. 233). «Простонародье» может найти в священном писании Бога как Свет в покрове из Света. Ученые-философы уподобляли Свету Деятельный Разум — Истину. Так делал, как мы видели, и один из ближайших предшественников Ибн-Рушда — Ибн-Баджа, так поступил и сам Ибн-Рушд в «Парафразе “О душе” Аристотеля». И у Аверроэса мы находим стремление сблизить, а не разделить «массу» и «элиту».

Поскольку разумная душа человека состоит из двух частей — теоретической и практической, постольку божественное законоустановле­ние определяет пути достижения счастья в двух областях — в знании и действии. Что касается знания, то речь должна идти о познании бога и ангелов и других «благородных предметов»; важно также познать, что, собственно, есть счастье, какие поступки нужно совершать для его достижения (с. 233). Более понятен теперь для нас в устах Ибн-Рушда призыв к познанию «благородных предметов». Да и он сам разъясняет, например, что «полное познание Бога происходит после познания всего сущего». Говоря иначе, речь идет о познании окружающего мира.

Что касается действия, то здесь счастье достигается благодаря приобретению практических добродетелей (там же)…

В «Комментарии на «Государство» Платона» Ибн-Рушд рассматривает содержание и цели «политической науки». Предметом этой науки являются основанные на волении и свободном выборе действия. Тем самым политическая наука, или просто политика, отличает­ся от физики, занимающейся природой, и от метафизики, рассматрива­ющей первопринципы бытия. Отличается она и потому, что те — науки чисто теоретические, имеющие целью обретение знания; если они и имеют практическое применение, то акцидентально. Политика же преследует практическую цель, а именно счастье людей, объединенных в сообщество. В теоретической части политики определяются принци­пы добродетелей, в практической — сами эти добродетели, связи между ними, пути их воспитания у людей…

Ибн-Рушд отмежевывается от теологов, от исламских представлений об обществе, рассматривая вопрос о характере принципов человеческого общежития, выражающихся чаще всего в представлении о «прекрасном» и «дурном», «полезном» и «вредном» и т. п. Дальше Ибн-Рушд рассуждает уже только как философ, не обращаясь к божественному законоустановлению.

Человек, это «чудо из чудес природы», занимает своего рода срединное положение между вечным и преходящим. Он «ближе всего существующего к степени небесных тел», и он же — бренное существо. Он—«связующее звено, в котором сошлись чувственно воспринимаемое бытие и бытие интеллигибельное».

Поэтому для обоснования принципов человеческого общежития необходимо не замыкаться на том или ином толковании священного писания, а обращаться к изучению мира и человека в этом мире. Здесь проявление общей для всех арабо-исламских философов уверенности в принципиальном, или, если воспользоваться современным выражением, структурном, единстве человека, Града и космоса.

Как мы видели, у разных философов эта уверенность выражалась и обосновывалась различно, хотя они были едины в принципе. Что касается Ибн-Рушда, то, во-первых, в «Книге метафизики» он сравнивает мир с Градом Добрых Людей. Во-вторых, он отмечает, что «большинство принципов, используемых в метафизике, взято из науки о душе, ведь сказано в божественных законоустановлениях: «Познай самого себя — познаешь своего бога» (с. 234).

Для Ибн-Рушда, разделившего политику на две части — теоретическую и практическую, очевидно, что знания о мире являются своего рода общим теоретическим введением к собственно политике. Что же касается конкретного введения, то Ибн-Рушд указывает, что оно содержится в «Никомаховой этике» Аристотеля…

Люди могут достичь счастья только в объединении.

Эта идея, как мы уже знаем, не нова в арабо-исламской философии. По-своему обосновывает ее Ибн-Рушд, ход рассуждений которого таков. Человеческая цель, как это было разъяснено им в «Путях обоснования вероучительных догматов общины», определяется им в «Комментарии на «Государство» Платона» как счастье, заключающееся в действиях и поступках, свойственных только человеку, т. е. связанных с его разумной душой, или разумом. Но поскольку разум имеет две функции — теоретическую и практическую, соответственно подразделяются и эти действия. Совершенное исполнение этих действий возможно при наличии разумных добродетелей…

Но не бывает так, чтобы каждый человек был наделен всеми добродетелями и в полной мере каждой. Для того чтобы все добродетели, гарантирующие достижение человеческого счастья, наличествовали, люди должны объединиться и достигать все эти добродетели коллективно, т. е. так, «чтобы люди, как пишет Ибн-Рушд, помогали друг другу в достижении полного совершенства, чтобы менее совершенный следовал за более совершенным, подготавливаясь к собственному совершенству, а полно­стью совершенный приносил пользу менее совершенному, наделяя его началами своего совершенства».

Человеческое объединение такого рода может обеспечить сумму добродетелей. Итак, только в единстве и сотрудничестве людям, облада­ющим разными добродетелями и совершенствами, будет суждено достичь счастья…

Сам Аверроэс пошел по пути, проторенному предшественниками. Верховными добродетелями являются теоретические, умозрительные, так как теоретическая часть — это вершина разумной души. Как видим, Абу-ль-Валид считает, что идеальное объединение людей должно строить­ся по схеме человеческой души. Как человек посредством разумной части души управляет всеми низшими ее потенциями, так и в этом объединении философы — люди, располагающие умозрительными добродетелями и совершенствами,— должны направлять остальных. Следуя за Платоном, Ибн-Рушд разделил членов этого объединения на три группы — ремесленников и торговцев; воинов и стражников; мудрецов-философов (с. 235).

После всего, что было сказано об отношении Ибн-Рушда к закону, понятна та настойчивость,  с которой он говорит о необходимости его соблюдения и о том, что «порча закона приводит к порче обстоятельств людей».

…Постепенно вырисовываются контуры Добродетельного Града. (Ибн-Рушд называет его и Градом Добрых Людей.) В опоре на разработки Платона и Аристотеля, аль-Фараби, Ибн-Баджи Ибн-Рушд в «Коммента­рии на «Государство» Платона» и «Парафразе «Риторики» Аристотеля» рассматривает различные отклонения от идеала—«заблудшие города»: и «город чести», т. е. тимократию, и «город низости», т. е. олигархию, и «групповой город», т. е. демократию, и «город порабощения», т. е. тиранию...

Еще один аспект темы. Все размышления арабо-исламских философов ориентированы на воспри­ятие мужчины. Все варианты Града строятся как бы без участия женщин, хотя без них всякое человеческое общежитие будет ущербным.

Правда, были в арабо-исламской мысли, например, попытки философ­ски понять такое явление, как любовь, в опоре на идеи, заложенные в «Пире» Платона. Представление о женском счастье в связи с учением о душе разрабатывали и живший в Машрике Мухаммад Ибн-Давуд аль-Исфахани (ум. в 909 г.) в своей «Книге Венеры», и андалусский мыслитель Ибн-Хазм (994—1063) в  «Ожерелье голубки». Но первым и единственным арабо-исламским философом, более или менее полно рассмотревшим проблему счастья женщины под углом зрения идеальной социальной организации, стал Ибн-Рушд. Согласно его логике, такой привычной для современного человека, но такой необычной для современников Абу-ль-Валида, мужчина и женщина принадлежат к одному роду существ,— существ, наделенных разумом, хотя между ними и есть различия. Поэтому и цель их существования едина. И если несомненно превосходство мужчин в одних видах социальной деятельно­сти, то женщины достигают большего совершенства в других, например в музыке как практическом искусстве. Ибн-Рушд находит свидетельства совместного участия мужчин и женщин в мирных и военных делах у жителей Сахары, о которых у него были более точные данные, чем о мифическом «городе женщин», упомянутом географом аль-Идриси. Подобное равенство заложено, считает Ибн-Рушд, самой природой. Животные без различия полов совместно добывают пищу, защищаются от врагов (с. 239).

Поскольку многие женщины обладают выдающимися способностями, то они могут стать и философами, и правителями, и военачальниками. Однако редко встретишь такое, поэтому стало традицией, что одни законоустановления запрещают женщинам занимать руководящие посты, другие — не поощряют. Да и сами женщины, покорившись традиции, к этому не стремятся. Критикуя положение, сложившееся в Андалусии и других частях арабо-исламского мира, Ибн-Рушд пишет: «В этих городах способности женщин остаются неведомы. И они берутся только для деторождения и услужения своим мужьям, для вынашивания ребенка и его вскармливания. Это исключает другие их занятия. И поскольку из-за этого женщины в этих городах не подготовлены ни к какой человеческой добродетели, они более всего похожи на растения» (с. 240)…

Ибн-Рушд видит в таком положении одну из причин бедности. Ведь женщины, трудясь разве что изредка в то время, которое остается им от их «женских» занятий, оказываются ярмом на шее мужчины. Поэтому перед создателями Добродетельного Града стоит задача: найти в женщинах те природные задатки, которые считаются принадлежностью только мужчин, и развивать их, пользуясь такими методами педагогического воздействия, как музыка и физические упражнения (см. там же).

Разбирая в своем (повторяем, до сих пор используемом мусульмански­ми судьями и законоведами в Магрибе) законоведческом труде «Начало иджтихада и его конечная цель» мнения различных правовых школ и толков, Ибн-Рушд отдает безоговорочное предпочтение тем положениям, которые уравнивают женщину с мужчиной. В случае отсутствия таких положений он обосновывает их сам…

 

А вот так Ибн-Рушд представлен в Философской Энциклопедии (М.,1989). «Ибн Рушд, Ибн Рошд Абу-ль Валид Мухаммед ибн Ахмед (латинизированное – А в е р р о э с /Averroёs/), арабский философ, представитель восточного аристотелизма. Жил в Андалусии и Марокко, занимал должности судьи и придворного врача. Большинство философских сочинений Ибн Рушда представляет собой комментарии к трудам Аристотеля (отсюда почетное прозвище - Комментатор). В трактате «Самоопровержение самоопровержения» Ибн Рушд ответил на критику, которой аль-Газали подверг философов. Согласно Ибн Рушду, истина – одна, и постигается она философами, которые способны согласовать с положениями философии любые догмы религии путем их аллегорического толкования. Отвергая индивидуальное бессмертие человеческой души, учил о постепенном интеллектуальном развитии человечества. В комментариях к «Государству» Платона излагал теорию идеального общества, лишавшую теологов всяких социальных полномочий. Ибн Рушд оказал большое влияние на развитие  европейской средне-вековой философии»

Как видим, и здесь – ни слова о главной мечте философа – как сделать людей счастливыми в Добродетельном Граде…

Заключение к философии арабо-исламского средневековья

Как пишет А.Игнатенко, в теории Ибн-Рушда, пожалуй, с наибольшей силой выражены тенденции, которые в той или иной степени были присущи всей плеяде его предшественников — аль-Фараби, Чистым Братьям, Ибн-Сине, Ибн-Бадже (по особому преломились они у Ибн-Туфейля). Ибн-Рушд стремился быть верным продолжателем античной традиции. «Всеобщее счастье» вдохновляло его. Пытался он учесть и эгалитаристские порывы простого люда и возвышенные запросы интеллектуальной элиты. Мечтал о гармоничном человеческом сообществе, направляемом Разумом. Верил, что этот мир можно изменить к лучшему (с. 241).

Не всякому древу суждено принести плоды. На Ибн-Рушде пресеклись поиски идеального Града. Незавершенность как итог... Дело ли в том, что мир ислама вступал в эпоху упадка и становилось не до высоких устремлений человеческого духа? Или в том, что мятущаяся и всегда неудовлетворенная мысль неостановима в своих вечно возобновляемых дерзаниях и покидает одну дорогу только лишь затем, чтобы тут же устремиться вперед по другой?

Счастье — предмет сокровенных чаяний людей на протяжении всей общественной истории. Полное, длительное и объективно обоснованное удовлетворение жизнью в целом — таков общий знаменатель практически всех концепций счастья, предлагавшихся в разные времена.

Платон и Аристотель устанавливают тесную связь между человеческим счастьем и тем, как должно строиться человеческое объединение. Именно поискам наилучшего государственного устройства, гарантирующего лю­дям счастье, посвящены платоновские диалоги «Государство», «Политик», «Тимей», «Критий». Аристотель в «Политике» рассматривает идеально организованный полис как условие «счастливой и прекрасной жизни» индивидов. Рассуждения о так понимаемом счастье и благоприятствующих ему условиях превращаются в утопию — неосуществимые проекты преоб­разования общества. Это была утопия особого типа — философская, т. е. такая, которая выводила принципы построения идеального человеческого объединения из абстрактных положений философии и предназначала философов для решающих ролей в этом объединении.

Античная философия с ее представлением об образцовом полисе как условии человеческого счастья дала импульс арабо-исламской фальсафе. Само понятие Града (Мадина) есть не что иное, как выраженное на арабском языке понятие «полис». Естественно, утопические концепции идеального Града не были буквальным повторением соответствующих античных теорий. Град философов — от аль-Фараби до Ибн-Рушда — антитеза современному им социуму, условиям феодальной эпохи.

Строение идеального общественного объединения виделось единооб­разным по отношению к космосу или его частям, например человеческому телу. Однако нельзя считать, что здесь мы имеем дело с примитивным антропоморфическим или, скажем, «космосоморфическим» подходом к обществу. У арабо-исламских философов речь идет о том, что человеческое объединение есть одно из проявлений объективно складывающейся гармонии мира — природного, психического («душевного») и социального. И поэтому познание окружающего мира было для них одновременно и познанием принципов, в соответствии с которыми должен строиться идеальный Град.

Арабо-исламские философы намечали и пути преобразования совре­менного и отвергаемого ими общества — всех этих «невежественных» и «заблудших» городов. Вполне объяснимое условиями эпохи заблуждение интеллектуалов подталкивало их к мысли о возможности изменения общества через просвещение, позволяющее и «простонародью» подняться до постижения научно-философской Истины. Впрочем, подобный подход свидетельствовал об их уверенности в принципиальном равенстве всех людей как существ разумных и способных к познанию мира и участию в возведении идеального Града, создание которого и обеспечивает счастье людей.

Несомненен высокий гуманистический потенциал оригинальных уто­пий арабо-исламских философов. Но исследователь проблемы счастья В. Татаркевич заметил один парадокс утопического сознания. «Когда в фантазиях о несуществующих райских странах люди мечтали о лучшей жизни, они понимали под ней исключительно счастливую жизнь. Когда же они составляли программы, как организовать эту лучшую жизнь, счастье переставало быть главной целью»  (c 243).

Как резюмирует Игнатенко: «Рассмотренные нами философы-утописты исходят из уверенности, что счастье достижимо, если хорошо спланировать, разумно направить жизнь людей. Демон регламентации человеческой жизни поселяется в душе этих мыслителей, идущих по пути, проторенному Платоном и Аристотелем. Постулируется необходимость единообразного поведения жителей иде­ального Града. Уклад, априорно признаваемый наилучшим из возможных, рассматривается как повсеместно обязательный. Игнорируются индивиду­альные порывы и стремления. Общество строится как жесткая иерархиче­ская пирамида. Сословность средневекового общества подменяется новым неравенством, основанным на различии интеллектуальных способностей. Оправдывается идеологический диктат. Обосновывается духовная унифи­кация людей. Назревает вопрос об использовании принуждения для того, чтобы сделать человека счастливым. Все эти тенденции, противоречиво дополняющие гуманистические идеи многих утопистов, мы находим и у представителей арабо-исламской философии средневековья. Обосновани­ем таких позиций служит рационализм, принимается как данность соответствие их принципам разума. Однако традиция рационализма абсолютизировала некоторые результаты познавательной деятельности» (там же)…

Арабо-исламская средневековая философия во всем богатстве ее содержания представляет собой важный этап в мировом историко-философском процессе. В период расцвета арабо-исламской культуры (IX — X вв.) ей была присуща смелая открытость всем влияниям. Этот пафос эпохи прекрасно выразил аль-Кинди. «Нужно,— писал он,— чтобы мы не стыдились принимать Истину, откуда бы она ни пришла — пусть даже от удаленных и непохожих на нас племен» (с. 243). На этот призыв, обращенный не только к философам, отвечали практически все мыслители. Спустя несколько веков Ибн-Рушд повторяет этот призыв в условиях усиливающегося культурного упадка. «...Всякий раз, когда мы обнаружива­ем у живших до нас народов какие-либо взгляды и суждения относительно сущего, согласующиеся с тем, чего требуют условия доказательства, нам следует изучить то, что они говорили по этому поводу и излагали в своих книгах. Если что-то в этих книгах соответствует истине — переймем это у них, порадуемся этому и поблагодарим их за это; если же что-то окажется не соответствующим истине — укажем на это, предостережем от этого и простим их»  (с. 243-244)…

Врата арабо-исламской культуры были распахнуты не только в западном направлении. Она походила на легендарный город, названный «Тысячевратным». Наряду с древнегреческими и эллинистическими влияниями эта культура испытывала также и персидские, и индийские, и сирийские, и еврейские влияния. И сам расцвет арабо-исламской культуры был обусловлен в значительной мере этой открытостью, готовностью принять и поделиться...

Фальсафа не стала простым переводом на арабский язык античной философии, она — новый и во многих отношениях более высокий этап развития человеческой мысли. Это утверждение особо касается обще­ственно-политических воззрений фалясифа—арабо-исламских философов. Главное и решающее обстоятельство здесь в том, что арабо-исламские философы жили и творили в другую эпоху. Переход региона к феодализму (в его конкретной исторической форме) в рамках единого и в значительной мере централизованного на первых порах государства способствовал бу­рному развитию производительных сил. IX—XII века — это и период расцвета культуры и науки, важных открытий в астрономии, математике, оптике, алхимии (химии), медицине, - открытий, которые прославили прогрессировавшую арабо-исламскую науку, по существу все ту же философию,  «науку наук»  эпохи.

На европейскую мысль оказал громадное влияние контакт с арабо-исламской наукой и философией. Первоначально через Аверроэса Европа познакомилась с Аристотелем. В 1217—1256 гг. Михаил Скотт и Герман Немец перевели большие комментарии Аверроэса к аристотелевским сочинениям «О небе», «О душе», «Метафизика», средние комментарии к книгам «Риторика», «Поэтика», «О небе», «О возникновении и уничтоже­нии», «Никомахова этика» и малые комментарии к небольшим естествен­нонаучным работам Стагирита. Передовые европейские мыслители с энтузиазмом восприняли и развили оригинальные идеи арабо-исламских философов.

Сложилось целое направление, получившее название «латинского аверроизма». Его основателем был Сигер Брабантский (ум. ок. 1282 г.), который выступил с утверждениями о вечности мира, о бренности индивидуальной человеческой души, о единстве и вечности надындивиду­ального человеческого разума. Латинские аверроисты в вопросе о соотношении веры и разума склонялись к точке зрения, гласящей, что некоторые научно-философские положения могут не согласовываться с религиозной христианской догмой, из чего вовсе не следует, что эти положения неверны. Эта точка зрения, получившая название «теории двойственной   истины»,   стала   одним   из  способов реализации научно-философского освоения мира. Латинский аверроизм, неоднократно подвергавшийся гонениям и анафемам официальной церкви, просущество­вал вплоть до XVII в

Идеи фалясифа стали в последующем одним из могучих импульсов становления философии Возрождения. К ним относятся слова Ф. Энгельса о «перешедшем от арабов и питавшемся новооткрытой греческой философией жизнерадостном свободомыслии, подготовившем матери­ализм XVIII в.» (с. 245). Не случайно в ранней европейской утопии—«Новой Атлантиде» Ф. Бэкона (1561 —1626) остров счастливых людей называется на арабский манер — Бенсалем, а их король — Альтабин. Продолжались постоянно возобновляемые поиски идеального человече­ского объединения, дарующего счастье людям. Средневековые арабо-исламские философы, внеся свой творческий вклад в развитие человече­ской мысли, передали эстафету дальше — новым поколениям, новым философским направлениям и школам…

Эту эстафету они передали и нам, жителям XXI века…

И вот, приняв их Идею идеального Града, мы отваживаемся продолжить её под новым именем…

 

В начало…

 

Но прежде подведем итог прочитанному…

 

Напрасно следовать за теми, кто всерьез полагает, что социальные утопии – пустое или даже смешное занятие. Все лидеры политических партий и движений, в своих действиях руководствуются исключительно утопиями, ибо абсолютно все партийные вожди, добиваясь власти, в своих программах обещают народу «златые горы и реки, полные вина». Они просто обречены на это, чтобы хоть как-то добиться внимания своего избирательского электората. Но обычно эти утопии являются продуктом собственного изготовления, поскольку все они мало согласовываются с известными философскими концепциями утопий, часто по простой причине неведения вождей о существовании таковых, что зачастую объясняется обыкновенным их философским невежеством. Но еще чаще по причине того, что время вносит свои коррективы, и все старые утопии, мол, устарели научно и морально. Может быть, для исправления такой ситуации нам и пришлось привести здесь краткое содержание вариантов этих утопий, изложенных в замечательной и подходящей для такого дела книге А.Игнатенко «В поисках счастья». Для чего собственно и пришлось добросовестно переписать многие её фрагменты, сохраняя, по возможности, редакцию и смысл, и оставив указатели страниц книги, с коих эти фрагменты списаны, чтобы любой интересующийся данной темой читатель мог сверить цитирование с авторским оригиналом текста. Этим самым хочется сказать, что основанием для написания сей работы стало не собственное представление о социальных утопиях как таковых, а научно-философский материал, подробно исследованный автором упомянутой книги, по сути, ставший классическим.

Однако надо сразу и честно признаться: сделано это с той благородной целью, чтобы, «не изобретая велосипеда», вернуться к теме проектирования «идеального государства». И делая это не только в духе философии арабского средневековья или нового времени, но и с учетом того опыта построения «государства нового типа», который был получен в ХХ веке в странах «народной демократии» Европы и Азии, а так же на Кубе и в СССР…

Как выше было сказано, социальные утопии есть практическая попытка, опираясь на философское осмысление достижений науки и технического прогресса, создать некий проект социального устройства, в котором человек мог бы чувствовать себя уютно и безбоязно, комфортно и счастливо. Ясно, что для такого проекта необходимо объективное сопоставление двух таких противоположностей как Личность и Общество. Иначе говоря, с самого начала требуется ответить на те же самые вопросы, над которыми бились философы Древней Греции, мыслители арабо-исламского Средневековья и Европейского Возрождения, а равно и ученые Нового Времени эпохи Просвещения, сопровождаемой становлением и расцветом капитализма с элементами социализма. Этими вопросами являются: Что такое человек? И в чем заключается смысл его жизни? Кстати будет напомнить о Ф.Бэконе, небезосновательно полагавшем, что до греческой философии в древнем мире уже были более значительные философские наработки, но их перебил гений Платона и Аристотеля, которые практически и прервали ход более значительной мысли мудрецов древности...

Как мы убедились, все ведущие философы прошедших веков, среди которых оказались и авторы Добродетельных Государств - от Платона и Аристотеля до Ибн-Рушда, Томаса Мора, Кампанеллы и Маркса оказались единомышленниками в ответе на вопрос о смысле жизни человека. Этот смысл заключается в том, как сделать эту жизнь счастливой на всем периоде её протекания – от рождения до кончины, и что такое возможно лишь в справедливо устроенном обществе – «Совершенном Граде». Не случайно, что именно эта идея нашла отражение в самом заглавии книги А.Игнатенко – «В поисках счастья». Однако можно не сомневаться, что и сегодня найдутся желающие оспорить этот тезис и предложат соответствующие убедительные аргументы в пользу своей демагогии, отрицающей эту истинную цель человека, но скорее всего такое может произойти только потому, что это будут именно деструктивные демагогии, с головой выдающие «геростратовы» потуги их авторов – лишь бы заявиться со своим собственным «эго»…

Совершенно иная картина наблюдается в вопросе о самопознании, т.е. с ответом на вопрос: что такое человек? Такого, удовлетворяющего всех философов и ученых ответа, нет и по сей день ни у науки, ни у философии. Прав оказывается А.Гусейнов, честно сообщивший в своей статье «Кто же ты, человек?» (журнал «Человек», №2, 2001) ту новость, что в познании человека мы находимся все еще вровень с Аристотелем. Хотя бы только потому, что ни наука, ни философия так и не смогли добавить ничего существенного к его описаниям сущности человека за все прошедшие с тех пор столетия…

И возникает законный вопрос: а не связан ли вот этот отрицательный результат в решении проблемы самопознания с тем, что именно он и определяет текущую ситуацию с попытками осуществления проектов «Идеальных Градов» на протяжении всех этих веков? А равно, не связан ли и с тем, что все попытки человека освободиться от религиозной зависимости заканчиваются тем, как и прописано в Священном Писании: «Всё приходит на круги своя»? И всякий раз религия возрождается из пепла разрушений во всех частях света…

Всё это наводит на мысль, что ход мысли в познании человека в творчестве всех перечисленных выше имен философов, живших и творивших в обозримой истории рода человеческого, этот ход философской мысли следует полагать ошибочным. И эта ошибочность берет свое начало в философских школах Древней Греции, к коим мы все так любим обращаться, когда речь заходит о истории философии. Вот ведь и книга А.А.Игнатенко «В поисках счастья» прежде всего демонстрирует нам тот факт, что не будь античной философии о человеке и справедливом государстве Платона, Аристотеля, едва ли могли бы появиться переводы и комментарии их трудов у мыслителей арабского Средневековья, а затем и их собственные сочинения (измышления) на эту же тему. В связи с этим, приходится говорить о причинах коренных ошибок традиционной философии, от которых теперь так трудно стало отказаться…

 

В начало…

 

О некоторых причинах коренных ошибок философии…

 

Причина первая

Как говорится, спасение утопающих - дело рук самих утопающих. Относится эта мысль и к проблеме современной философии, утопающей в разногласиях, с одной стороны, а с другой - в традициях. Причем, утопающей до такой степени, что из духа философии исчез её первоначальный двойственный смысл, заключавшийся в ее предназначении. Первый смысл заключался в том, что философия лежит в основе всех без исключения наук, поскольку любая наука предполагает теоретическое мышление, которое и есть основа философии. Второй смысл философии - это её практическое применение, выражающееся в поведении человека в обществе, точнее - в политике.

Говоря иначе, истинный философ не может быть не теоретиком, как не может быть и не политиком. Однако точно также можно говорить, что ученый не может быть не философом, а, следовательно, не может быть и не политиком. Соответственно, политик не может быть не философом, а стало быть, не может быть и не ученым.

Теперь, чтобы увидеть, а заодно и поднять степень значительности философии, как основы ментальности человеческого общества, попробуем в этом абзаце слово «может» заменить словом «должен», и мы увидим, как решительно и бесповоротно меняется смысл данного абзаца в практическом его предназначении. Чтобы убедиться в этом, давайте-ка этот абзац перепишем следующим образом:

Истинный философ должен быть не только теоретиком в какой-либо науке, но должен быть и политиком в повседневной жизни. Из этой фундаментальной установки следует, что всякий ученый должен быть философом и должен быть политиком в той же степени, в какой каждый политик должен быть и философом и ученым.

Налицо факт превращения неопределенного смысла в определении и поведении философа в одном абзаце в определенный и повелительный – в другом. Здесь он императивно требует от философа и философов активной научной и жизненной позиции, что в свою очередь требует иного подхода в методологии подготовки философа вообще. Как видим, совершенно иной взгляд на философию как науку наук, или «царицу наук», обреченную при таком фундаментальном подходе навсегда распрощаться с нынешним статусом «служанки» наук…

Здесь может возникнуть законный вопрос: отчего это вдруг обнаружилась такая забота о статусе философии? Мало ли других серьезных наук, в коих огромный простор для занятий для любого желающего, ибо очевиден и спрос на хороших специалистов в них?

Вопросы конечно справедливые, но давайте же и мы добавим еще один вопрос. Отчего это буквально все авторы проектов «идеальных государств» и в античном мире и в арабо-исламском средневековье, как мы только что узнали из книги А.Игнатенко, в качестве их глав непременно хотят видеть мудреца-философа и только философа? И увидим, что и здесь ответ «лежит на поверхности»: наверное, это происходит оттого, что именно мудрецы-философы изначально стяжали себе славу наиболее здравомыслящих представителей человеческого общества, а иногда даже и хорошо владеющих искусством слова, то есть речью. Оттого-то и пользовались они таким доверием, что даже библейские заветы исстари призывают к этому. Не зря ведь сказано: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». Как рассказывает Ликург, в былые времена «люди почитали философа как Бога»…

Интересно бы знать, когда это были «такие времена», если известно, что Ликург – легендарный философ и законодатель Древней Спарты - жил в конце IX начале VIII веке до нашей эры. Не означает ли это, что речь может идти о тех мудрецах-философах, которые стояли у истоков библейского Ветхого завета и принимали участие в составлении его уложений и законов? И действительно, мудрость Ветхого завета очевидна, и это лишний раз подтверждает тот факт, что испокон веку философ обязан был быть широко и глубоко образован в современных ему науках, чтобы иметь право заниматься практическими делами в  государственных делах. То есть можно делать вывод, что в старину естественным состоянием философа были теоретические знания в науках и ремеслах и политическая деятельность в общественной жизни. Однако есть еще одна особенность, свойственная мудрецам древности. И особенность эта - ювелирная способность к ...иносказаниям!

Язык иносказаний – самый сложный язык мудрецов-философов древности, и научившись им пользоваться, самые изощренные из них получали доступ к тайным знаниям и становились алхимиками или магами, волхвами, кудесниками и даже составителями пророчеств (пророками). Но в тайных знаниях всегда есть потребность, а стало быть, всегда имеется и соблазн их раскрытия перед публикой, через язык символов и аллегорий. А составление символов и аллегорий и особенно их раскрытие уже по определению должно иметь наряду с компонентом правдоподобия элемент загадочности, неполноты (для догадки), иначе – элемент полуправды, а значит и полувранья. Как показывает опыт, в народе всегда находились люди, которые с этим элементом полуправды-полувранья выходили к публике, выдавая и себя за пророков, будучи на самом деле лжепророками. Периодически, особенно во времена кризисных упадков и подъемов, это явление приобретало массовый характер и, как выясняется, наносило огромный вред моральному и физическому состоянию общества, отчего и появилась та, знаменитая фраза в евангелической молитве при обращении к Господу: «но избавь нас от лжепророков». В этой фразе выражена та мысль, что народ в своей массе всегда надеется на пророков и готов идти за ними, но часто под этой личиной скрывается хитрость и коварство, корысть, властолюбие и подлость, которые собственно и породили всю ересь и всю инквизицию как необходимость борьбы с нею…

Однако, ведь и сегодня, при всем том высочайшем развитии науки и техники, позволившем человеку проникнуть в тайну атомного ядра (микромир) и выйти в открытый космос (макромир), он – человек в своей массе - все ещё пребывает во власти пророков и лжепророков, обосновавшихся среди политических лидеров и вождей, премьеров государств и президентов, среди «элиты». И этот-то факт как раз и является ярким свидетельством того, что и научно-технический прогресс оказывается бессильным против религии с её Старым и Новым заветами, Коранами и прочими Учениями. Вот и возрождение религии в России XXI века – яркий тому пример…

Таким образом ясно, что первой и основной причиной такого явления следует назвать глобальную недооценку роли философии в ходе глобального процесса научно-технического прогресса…

 

Причина вторая.

Она заключается в том заблуждении самих ведущих философов, которые, – начиная с Платона и кончая Ибн-Рушдом и Марксом, - за все время развития философии сосредоточили все свои умственные способности лишь на одном из трех важнейших её атрибутов – на умопостижении мира и мира человека при помощи собственного мышления. Точнее, логического, то есть «философского» мышления. Полагая при этом, что это и есть первейшее и важнейшее проявление интеллектуальных способностей образованного человека вообще. Для всех этих мыслителей значение слов «умопостижение», «интеллектуальное постижение» или «философское постижение» (например, истины) является адекватным значением. Для них эти понятия – синонимичны, именно потому, что все они покрываются значением слова «мышление». Философия, ум и интеллект, по их мнению, так прочно соединены с мышлением человека-философа, что, по сути, это «их мнение» принуждает и нас укорениться в мысли, что это «одно и то же». Не допуская и тени сомнения…

Именно по этой причине у всех философов – авторов проектов «идеальных государств», когда дело доходит до проблемы самопознания человека, - а как известно, без решения этой супер-проблемы невозможно решение и проблемы создания идеального государства, - то в человеке все философы без исключения выделяют тело человека и его разумную душу, ибо у всех у них разум и душа – «одно и то же»!?.

 

Причина третья.

Хорошо видно и то, что опять же у всех без исключения мыслителей на первом месте стоит задача познания души человека. Чистые Братья неустанно повторяют, что «наука о душе» - первейшая и главнейшая из наук, с которой следует начинать обучение. «Начало всех истинных наук – знание человеком своей души», и потому сначала нужно познать душу, так как лишь через её познание можно понять истину духовных сущностей. Как можно верить человеку, считают они, который не знает собственной души, а рассуждает о вещах далеких как о познанных? «…Тот, кто претендует на знание вещей, а сам не знает свою собственную душу, подобен тому, кто кормит людей, а сам остается голодным, кто лечит других, а сам болен, кто одевает всех, а сам гол» (с. 125)

 

Или, например, философ Абу-Бакр Ибн-Баджа, пытавшийся в своей «Книге о душе» рационализировать и Аристотеля и аль-Фараби, особенно в части их учений о душе, полагает своим долгом записать: «Любая наука вынуждена обращаться к психологии. Мы не можем понять начала наук, пока не рассмотрим душу и не узнаем, что она такое. Что касается гражданских мудростей, то и о них невозможно связно рассуждать до познания того, что такое душа» (с.158)…

 

 

И вот здесь начинается борьба философского мышления с философским же воображением, в котором мир предстает в одноцветном сером цвете, поскольку ни в одном из всех генияльных проектов мы не находим философии цвета, как будто его (цвета) и нет ни во внешнем мире, ни во внутреннем мире человека. И потому создается неизгладимое впечатление, что философскому мышлению неведомо само понятие, что такое гармония цвета, ибо мы не находим о ней и речи ни в одной из генияльных философий идеальных Градов…

В этом сером «философском воображении» нет никакого визуального различения между разумом и душой человека, и все же философская интуиция наиболее продвинутых философов подсказывает, что разум и душа все-таки должны иметь отличия, они потому и вводят такие различительные понятия как «Разумная Душа» и «Деятельный Разум». Причем последнее «приобретение» они обозначают обязательно с Заглавной, т.е. с Большой буквы. Почему?..

Скорее всего, потому, что человек есть существо приземленное, земное, из чего следует, что здесь он всегда обречен быть, как и все живое, лишь животным. Разумеется, с животной душой. Но поскольку человек, по показаниям серой науки (а как же иначе, ведь наука родилась от серой философии!), выделился из животного мира именно своим разумом, следовательно, он есть человек разумный – homo sapiens. Но откуда он взялся, этот разум у человека? Ответ на этот роковой вопрос «философское мышление» благодаря «философскому воображению» нашло на …Небе. Иначе, в Космосе! Это случилось потому, что серое «философское мышление» благодаря серому «философскому воображению», развиваясь эмпирическим путем, пришло к естественному выводу, что жизнь человека на земле имеет подобие этой жизни в живом космосе, следовательно, в космосе есть Нечто, Которое и определяет жизнь человека на земле. Самые мудрые из мудрецов-философов догадались, что это и есть «Деятельный Разум» (благая весть от Платона), он же Бог (благая весть от Аристотеля), который де и оказывает сильнейшее воздействие на житие землян, в том числе и на всех людей. Но прежде всего, разумеется, на тех, кто всю свою жизнь посвятил занятиям философией, обеспечив себе, таким образом, «философскую жизнь»…

Легко убедиться из книги А.Игнатенко, что все философы, проектировщики «Добродетельных Градов», в своих философиях исходили из основной мысли античной Греции, что земной человек и социум и космос имеют нечто общее, и это общее определяется словом «подобие». Так, если человек имеет разум и тело и душу, то подобно ему и космос разумен и телесен и духовен. Значит, и само общество, подобное человеку и космосу, образовано из разумной его части, телесной и духовной.

И тем не менее, все разночтения среди философов происходят, когда начинаются их собственные философии о том, что такое разум и что такое душа, которые они находят то в живой природе, то в духовной жизни общества, то на небе (в космосе). И не найти общего места и мнения, что такое Бог, по образу и подобию которого сотворен человек. Это или Мировая Душа, или Мировой (Действующий) Разум, или Живая Вселенная в целом. И если заходит речь о «Совершенном Граде», то ясно, что населять его должны «совершенные граждане», но если о физическом совершенствовании особых разногласий нет – здоровое тело здесь главный показатель, то этого нельзя сказать о духовном или интеллектуальном совершенствовании, без чего счастливым человека невозможно даже представить. Если большинство выдающихся мудрецов-философов были склонны не различать разумного и духовного, то ясно, что в этом не могли от них отстать и все прочие мыслители и ученые…

На наш взгляд, главная проблема философии заключается в традиции философов разумное начало видеть лишь в (философском) мышлении человека, при этом отождествляя его с интеллектом как непременным атрибутом умопостижения мира или мыследеятельности человека. Все-таки надо признать, что мышление нуждается в воображении и в памяти, можно даже говорить, что без оных оно даже и существовать-то едва ли сможет с пользой. Но согласимся, что воображение не есть мышление, как не является таковым и память. Это суть разные понятия, но все они сходятся в одном лишь месте – именно в интеллекте человека, который только и способен обнять их все под своим началом: и память и воображение и мышление. Это как раз то, что недоступно для собственно мышления…

Надо сказать, что как раз вот этого-то выделения Интеллекта из идеи «Мировой Души» или «Действующего Разума» у философов античной Греции или арабо-исламского средневековья (а потом и у Маркса с Энгельсом и Лениным) мы и не находим. И потому во всех этих философиях мы видим поразительную абстрактность представлений и о разуме и о душе и о человеке. Осталось сказать, что в этой-то философской абстрактности мышления как раз и находит свое пристанище метафизика с её мистическими атрибутами, а стало быть, и религия, от которой и арабские мыслители так и не смогли освободиться, хотя стремление к этому у них очевидно…

Итак, третью причину мы обозначаем, как неспособность философов в преодолении традиционных представлений о самой философии, смешавших в абстрактное понятие разума и умопостижение и мышление и интеллект. В результате этого прокола, в философской традиции интеллект так и не приобрел самостоятельного и подобающего его социальному статусу значения.

Зато появился такой «погибельный» для интеллекта термин как «интеллигибельность»…

 

Причина четвертая

Эта причина, принудившая философию постоянно скатываться в мистическое миросозерцание, есть феномен цвета. Она заключается в факте философского игнорирования цвета в природе человека...

Начнем с того, что обратим внимание читателя на такое привычное физическое явление природы как свет. Обычный солнечный свет, который светит днем и исчезает ночью. Любой школьник знает, что свет поступает к нам вместе с солнечной энергией, источником которой является солнце, образующее солнечную систему в космосе. Солнечная система состоит из Солнца и вращающихся вокруг него по эллиптическим орбитам нескольких планет, которых в разные времена насчитывали разное количество. Сегодня их уверенно называют 9 штук. Таковы большие планеты – Меркурий, Венера, Земля, Марс, Юпитер, Сатурн, Уран, Нептун, Плутон – и многочисленные малые тела, так называемые астероиды

Не будем говорить о сложных физиохимических процессах (начиная с фотосинтеза), происходящих в биоорганизмах под воздействием солнечной энергии и света, но нельзя не сказать о главном результате этого воздействия, о том, что основой живой клетки любого биоорганизма, к каковым относится и организм человека, стали хромосомные геномы. Греческое слово «хромосомы» буквально означает: хромо цвет + soma тело. Иначе, хромосомы это и есть цветотела. Но согласимся: «цветотело» – термин неуклюжий, и лучше заменить его ну хотя бы на «цветоткань». Тоже не совсем уклюже, но из нее-то практически и «соткан» живой организм человека. После этого можно сказать, что и основой живых клеток человеческого организма является цветная ткань хромосом. По крайней мере именно такой результат показали научные исследования последнего столетия достижений научно-технического прогресса…

А теперь обратимся к тому документу, в котором мудрецы-философы древности изложили процесс «сотворения человека» и который называется «Ветхим заветом» за давность своего появления. Обратим внимание, что в нем «первый человек» обозначен именем Адам. Если теперь заглянуть в «Библейскую энциклопедию» (М., 1891), то в ней мы находим буквально следующее: «Адам (красная земля) – имя первого человека, родоначальника всего человечества...»…

Как видим, у библейских энциклопедистов имя Адам означает «красная земля»! На этот библейский факт обращает внимание и доктор философии И.Шифман, комментатор Пятикнижия Моисеева, автор книги «От Бытия до Откровения. УЧЕНИЕ» (М., 1993). Однако и он связывает этот факт с тем описанием, что первый человек был сотворен из «краснозема», оттого де и «у древнейших обитателей сиро-палестинского региона» был «красноватый цвет кожи» (с. 25)…

Данное толкование представляется нам настолько примитивным, что объяснить его можно не иначе, как только воистину «серым воображением серого философского мышления», который едва ли был свойственен составителям библейского текста, и которого бы просто не могло появиться у людей с таким мышлением. Из библейского текста следует, что первый человек был сделан «из праха земного», а не из «красной земли». Ясно, что это далеко не одно и то же, ибо термин «прах земной» отнюдь не адекватен «красной земле». Однако совершенно ясно, что слово «красная» означает цветность материала (ткани, материи, праха, пыли!). Из него-то – цветного материала - действительно и «соткано» тело человека и оно насквозь цветное потому, что каждый его внутренний орган имеет цвет. А тот факт, что всякая живая клетка (вспомним и здесь про хромосомы - цветоткань) организма постоянно орошается кровью красного цвета, с головой выдает и ту причину, почему имя Адам связано с цветом и определяется именно красным цветом! Вот откуда и термин «кровное родство» человека, имплицитно получившее поддержку в известном лозунге: «Свобода, равенство и братство!». Вот, наконец, и действительный факт, которого невозможно отрицать: организм человека буквально «сотворен из Цвета» (пишем это слово теперь с Большой буквы) и потому отныне так важно становится познать Его природу – природу Цвета в природе Человека!

Мы привели два взгляда – научный и библейский, - указывающие на роль Цвета в живом организме человека. Но этим наш эвристический интерес к Цвету не исчерпывается, поскольку в первых главах Книги Бытия Цвету придается такой, можно сказать исключительный статус, о котором ничего похожего мы не встречаем ни в «серой» науке, ни в «серой» философии. Приведем в пример всего лишь два случая. В первом информация звучит так: «И сказал Бог: “Да будет Свет!” И стал Свет. И увидел Бог, что Свет хорош, и отделил Бог Свет от Тьмы, и назвал Бог Свет днем, а Тьму назвал ночью. И был вечер, и было утро, - первый день» (Быт.1,3-5). Сказанное можно проиллюстрировать вот такой колоритной по цветовой насыщенности картиной:

 

«И был вечер, и было утро, - первый день»

 

Утренняя и вечерняя заря на небосклоне, - вот что проявляет данная фраза библейских мудрецов-философов о первом дне творения мира. В ней обозначается Статус Цвета. И то, что он рождается в борении, точнее, в совокуплении Тьмы и Света. Цвет утренней зари как «небесное знамение» есть результат преодоления активным Светом сопротивления пассивной Тьмы. Именно об этом в свое время была написана замечательная знаковая статья П.Флоренского «Небесные знамения. К вопросу о символике цветов» (1919). Тьма и Свет – вот две космических первосубстанции, взаимодействие которых порождает Цвет. Разумеется, нельзя исключать влияния и других, каких-то неизвестных нам факторов на рождение Цвета в вечерней или утренней заре, но то, что его первыми основаниями являются Свет и Тьма и их взаимодействие, есть бесспорный природный факт.

Однако, современная наука, естествознание в частности, никак не комментирует  этот факт, как бы свидетельствуя, что здесь и она следует за теми философами античности, средневековья и нового времени, которые не придавали и не придают должного значения сему очевидному факту. В свою очередь, данный факт подтверждает и то, что при всей кажущейся самостоятельности естествознания, оно вынуждено тащиться за философией, тщась при всем этом тщательно скрывать и этот факт. Из этого общего строя, выбивался, пожалуй, лишь гений Эйнштейна, который открыто провозглашал философичность своего учения, и что вся его физика начиналась с постижения им философии (и ...музыки, добавим мы).

В частности, известна и борьба на рубеже VIII- XIX веков, разгоревшаяся между лириками и физиками в их оценке роли цвета в Живой Природе. Едва ли не первым в новом времени здесь был Гёте, объявивший бескомпромиссную войну физике цвета Ньютона и его последователям. И тем обессмертил себя, что выше всех своих достижений в поэзии он поставил свое откровение о Цвете: “Все, что я сделал как поэт, отнюдь не наполняет меня особой гордостью. Прекрасные поэты жили одновременно со мной, еще лучшие жили до меня и, конечно, будут жить после меня. Но что я в мой век являюсь единственным, кому известна правда в трудной науке о цветах, - этому я не могу не придавать значения, это дает мне сознание превосходства над многими”…

Здесь я позволю себе привести фрагмент из одной своих предыдущих разработок на эту тему:

«УРОК 4: НЬЮТОН И ГЁТЕ О СВЕТЕ И ЦВЕТЕ

         Сначала был Ньютон. Великий Ньютон. Тот самый, что бросил вызов своему веку знаменитою фразой: «Гипотез я не измышляю!» (за что позже и получил от Энгельса определение: «индуктивный осел»!) и который упорно держался позиции, что гипотезам, не важно - физическим, механическим или метафизическим – «не должно быть места в экспериментальной физике».

         Занимаясь телескопами, Ньютон обратил внимание, что ему мешают постоянно возникающие откуда-то различные цвета, и он решил выяснить природу цвета, чтобы узнать, откуда они берутся. Тем более что по его наблюдениям: «Учившие о цветах до сих пор делали это только на словах», - имея ввиду учение Аристотеля о цвете. Он сетует: «То, что передавалось о цветах перипатетиками, если и верно, то не имеет никакого значения для нашей цели, ибо они не касались ни способа, которым цвета возникают, ни причин их разнообразия». Или о современниках: «Иногда утверждают, что цвета рождаются либо от различного смешения тени со светом, либо от вращения шаров, либо, наконец, из различных способов колебаний некоторой эфирной среды…» Эти рассуждения, по его мнению, «и неразумны, и смешны», потому что не подтверждены физическим экспериментом. И Ньютон берется установить истину при помощи своих знаменитых опытов с призмами для получения и изучения спектра, образуемого лучами солнечного света при прохождении их сквозь трехгранную стеклянную призму.

         В спектре, все знают, нет четких границ между цветами. Стало быть, его можно разделить вот так, а можно и вот эдак. Поэтому Ньютон сначала выделяет пять «наиболее заметных» цветов: красный, желтый, зеленый, синий и «пурпурный» (или фиолетовый, как его позже почему-то стали некоторые называть).  Затем «для более изящного разделения» он берет еще два цвета – лимонный, между красным и желтым, и индиго, между синим и фиолетовым. При этом он не скрывает своей цели и хочет проверить, будет ли такое разделение подобно делению струны. Его надежды как будто оправдываются: по расчетам Ньютона, совпадение «довольно хорошее». И он удовлетворенно отмечает: «Я считаю приведенное распределение лучшим не только потому, что оно лучше всего соответствует явлениям, но потому, что, может быть, оно содержит нечто от гармонии цветов …подобной, может быть, созвучию тонов». И хотя сам Ньютон, по его словам, «не имеет достаточно определенного суждения», что это такое – гармония цветов, но художникам она должна быть известна. «Посему, - заключает ученый, - правдоподобным кажется сходство между крайним пурпуром и краснотой, концами цветов, и между концами октавы, каковая может почитаться унисоном».

         На основании проведенных  наблюдений, исследований и расчетов Ньютон в 1666 году делает тринадцать простых заключений, которые отныне составили научную базу его «Новой теории света и цвета», сделавшись к тому же основой физического направления науки в теории света, чрезвычайно обогатив и укрепив позиции естествознания в целом. Возникла корпускулярная теория света, а с нею и возможность внести важные коррективы в научную картину мироздания…

         Таким образом, Ньютоном и наукой было подтверждено изложение древней мистерии (о Свете и присущих ему «семи Колец» спектра), авторство которой М.П.Холл приписывает древнеегипетскому гению оккультной мысли - Гермесу Трисмегисту. Вслед за Ньютоном дружно устремилось все естествознание, ибо, как принято говорить: «ученые договорились». То есть ученые-физики договорились и убедили всех, что «луч белого света, падающий на призму, состоит из лучей различной преломляемости и что лучу какой-то одной преломляемости соответствует один и тот же цвет»! Семь лучей различной преломляемости позволили отныне говорить о семи цветах спектра, имена которых и очередность легко заучивались школьниками по специально придуманной скороговорке: «Каждый охотник желает знать где сидит фазан» или  «Как однажды  Жак-звонарь  городской  свалил  фонарь».  Следовательно,

различного смешения тени со светом, либо от вращения шаров, либо, наконец, из различных способов колебаний некоторой эфирной среды…» Эти рассуждения, по его мнению, «и неразумны, и смешны», потому что не подтверждены физическим экспериментом. И Ньютон берется установить истину при помощи своих знаменитых опытов с призмами для получения и изучения спектра, образуемого лучами солнечного света при прохождении их сквозь трехгранную стеклянную призму.

         В спектре, все знают, нет четких границ между цветами. Стало быть, его можно разделить вот так, а можно и вот эдак. Поэтому Ньютон сначала выделяет пять «наиболее заметных» цветов: красный, желтый, зеленый, синий и «пурпурный» (или фиолетовый, как его позже почему-то стали некоторые называть).  Затем «для более изящного разделения» он берет еще два цвета – лимонный, между красным и желтым, и индиго, между синим и фиолетовым. При этом он не скрывает своей цели и хочет проверить, будет ли такое разделение подобно делению струны. Его надежды как будто оправдываются: по расчетам Ньютона, совпадение «довольно хорошее». И он удовлетворенно отмечает: «Я считаю приведенное распределение лучшим не только потому, что оно лучше всего соответствует явлениям, но потому, что, может быть, оно содержит нечто от гармонии цветов …подобной, может быть, созвучию тонов». И хотя сам Ньютон, по его словам, «не имеет достаточно определенного суждения», что это такое – гармония цветов, но художникам она должна быть известна. «Посему, - заключает ученый, - правдоподобным кажется сходство между крайним пурпуром и краснотой, концами цветов, и между концами октавы, каковая может почитаться унисоном».

         На основании проведенных  наблюдений, исследований и расчетов Ньютон в 1666 году делает тринадцать простых заключений, которые отныне составили научную базу его «Новой теории света и цвета», сделавшись к тому же основой физического направления науки в теории света, чрезвычайно обогатив и укрепив позиции естествознания в целом. Возникла корпускулярная теория света, а с нею и возможность внести важные коррективы в научную картину мироздания…

         Таким образом, Ньютоном и наукой было подтверждено изложение древней мистерии (о Свете и присущих ему «семи Колец» спектра), авторство которой М.П.Холл приписывает древнеегипетскому гению оккультной мысли - Гермесу Трисмегисту. Вслед за Ньютоном дружно устремилось все естествознание, ибо, как принято говорить: «ученые договорились». То есть ученые-физики договорились и убедили всех, что «луч белого света, падающий на призму, состоит из лучей различной преломляемости и что лучу какой-то одной преломляемости соответствует один и тот же цвет»! Семь лучей различной преломляемости позволили отныне говорить о семи цветах спектра, имена которых и очередность легко заучивались школьниками по специально придуманной скороговорке: «Каждый охотник желает знать где сидит фазан» или  «Как однажды  Жак-звонарь  городской  свалил  фонарь».  Следовательно, радуга тоже из трехцветной, по-Аристотелю и, возможно, по-Библии, превратилась в семицветную, по-Ньютону и Гермесу Трисмегисту. Но как быть с воззванием Гермеса к людям земли  и приглашением их «к подъему через семь Колец, чтобы облагородить души вечным Светом»?  Никак?

         Почти через 140 лет против «Новой теории света и цветов» великого английского физика Ньютона выступил не менее великий - немецкий поэт Гёте. Можно сказать, что против великого физика выступил великий лирик, а можно и так: против великого Интеллектуала выступил великий Интеллигент! И замер просвещенный мир…    

         Более всего Гёте был возмущен тем, что Ньютон и его последователи своими лабораторными опытами умертвили и выхолостили эстетический аспект света и цвета. В своих научных опытах они умудрились проигнорировать именно эстетический компонент света и цвета в живой природе, однако, благодаря которому и сама-то природа становится живой. Уберите из Природы живую сущность света и цвета и вы увидите, что вместе с ними уйдет из неё и сама жизнь. Когда Гёте понял это, его возмущению не было предела. И он отважно бросился защищать Жизнь от посягнувших на нее физиков, ничуть не останавливаясь при выборе эпитетов, обращенных в сторону великих инквизиторов века: «чистая бессмыслица», «карикатурное объяснение», «бесстыдная ложь», - далеко не самые последние из них. Гёте сравнивает теорию цветов Ньютона со старой крепостью, которую основатель заложил «с юношеской поспешностью», а затем ради сохранения чести и престижа был вынужден укреплять и защищать ее. То, что крепость прочна, - миф, что она обитаема, - заблуждение, то, что она имеет какую-то ценность, - предрассудок. На самом деле это обветшалый памятник древности, запутанный архитектурный лабиринт, случайное, вымудренное нагромождение строительного материала. Естественно, самое благое дело, считает Гёте, - снести грозящую обвалом крепость от крыши до основания и впустить наконец солнце в это «старое гнездо крыс и сов».

Можно только отметить, что немало к этим эпитетам потом добавил еще и великий Гегель…

         Но самое главное в обвинениях то, что Гёте опять-таки ставит теорию Ньютона о свете и цвете в разряд гипотез, как бы в ответ на знаменитую фразу Ньютона «Гипотез я не измышляю». По мнению Гёте, эта «научная гипотеза» Ньютона препятствует «свободному воззрению» на цветовые явления, а тот авторитет, которым она по традиции пользуется у многих людей, служит причиной, почему учение о цвете отстает от других областей естествознания. И можно сказать, что великий лирик и великий Интеллигент Гёте первым в науке устанавливает непосредственную связь эстетической природы Цвета с эстетической сущностью живой Природы. А через нее открывает и эстетическую сущность природы Человека!

           О живой Природе он говорит: «Она единственный художник. Из простейшего вещества  она без малейшего усилия творит с величайшим  совершенством противоположнейшие произведения,  и на все кладет какое-то нежное покрывало… Она дает дивное зрелище; видит ли она его сама, не знаем, но она дает для нас, а мы, незамеченные, смотрим из-за угла… Зрелище ее вечно ново, ибо она непрестанно творит новых созерцателей. Каждому является она в особенном виде. Она скрывается под тысячью имен и названий, и все одна и та же. Она ввела меня в жизнь, она и уведет. Я доверяю ей. Пусть она делает со мной все, что захочет…»

         Человек - дитя Природы. Он наделен всем необходимым – зрением, слухом, чтобы в каждый миг своей жизни ощущать её близость, учиться понимать её. И он учится. Проникает в тайну света, цвета, звука… А в конечном счете – в тайну великой гармонии Природы. Гёте прекрасно понимал это. О цвете и свете он говорил так: «Цвета – деяния света, деяния и страдания…,  Цвета и свет мы должны представлять себе как свойственные всей природе, ибо посредством них вся она готова целиком открыться чувству зрения. Точно так же раскрывается природа и другому чувству. Закройте глаза, освободите уши, напрягите слух, и от нежнейшего дуновения до самого дикого шума, от простейшего звука до высочайшей гармонии, от самого мощного страстного крика до самых кротких слов разума – все это речь природы, которая обнаруживает свое бытие, свою силу, свою жизнь… Так говорит природа, обращаясь и к другим чувствам… Для внимательного она нигде не мертва. Не нема…» (Цитирую здесь и ранее по: О.П.Мороз. Прекрасна ли истина? М., 1989, с.88-109).

         Итак, на этом уроке мы узнали, что данное предупреждение весьма своевременно, ибо дает возможность несколько изменить существующее мнение и о древних Мистериях, и о текстах Библии, поскольку, очень даже возможно, что сочинялись они как раз такими вот людьми, для которых природа «не нема и не мертва», чего никак не скажешь о иных представителях современных наук естествознания. Другое дело, что мы до сих пор не знаем языков, на которых писались изумительные скрижали древних Мистерий. Кроме того, мы узнали, что великий Ньютон экспериментально выделил в спектре семь цветов – от красного до фиолетового, сравнив их гармонию с музыкальной октавой, и это очень важно. В спектре он не увидел лишь инфракрасного и ультрафиолетового участков, которые ученые обнаружат только через 140 лет. И потому присвоил имена только семи цветам Спектра...»

(См. А. Никифоров-Матурский. ЕСЛИ ВАШ РЕБЕНОК ГЕНИЙ! Часть II. Цветогония. Челябинск. 2001, с. 18-21).

 

Но вернемся к тому месту наших размышлений над текстами Книги Бытия, где Цвету уже откровенно придается Статус Закона. Это происходит в монологе, обращенном к основателям новой (Ноевой) цивилизации, в качестве которых у авторов выступают Ной и его три сына: Сим и Хам и Иафет. «И сказал Бог Ною и его сыновьям с ним, сказав: “А Я, - вот, Я постановляю Мой договор с вами и с вашими потомками после вас, и со всякой живою душою, которая с вами, - что птицы, что скот и что всякий земной зверь с вами, от всех вышедших из ковчега до всех земных зверей. И Я постановляю Мой договор с вами, и не будет больше уничтожаться никакая плоть водами потопа, и не будет больше потопа, чтобы опустошать землю». И сказал Бог: «Вот знамение договора, который Я устанавливаю между Мною и вами и всякою живою душою, которая с вами, на поколения вечные, - Мою радугу Я установлю во облаке, и она будет знамением договора между Мною и землею. И будет в Моем облаке, облаке над землёю, и будет видна радуга  в облаке, - и Я вспомню Мой договор, который между Мною и вами и всякою живою душою, и не будет больше вода потопом, чтобы истреблять всякую плоть. И будет радуга в облаке, и Я посмотрю на неё, чтобы вспомнить вечный договор между Богом и между всякою живою душою, всякою плотью, которая на земле!” И сказал Бог Ною: “Это знамение договора,  который Я постановляю между Мною и всякой плотью, которая на земле”» (Быт. 9.8-17)...

         Внимательный читатель уже заметил, что в тексте мы выделили курсивом трижды употребленное «знамение договора»; выделили жирным курсивом трижды употребленное «радуга во облаке»; и выделили жирным трижды произнесенное «Мой договор». Навряд ли кто возьмется всерьез утверждать, что трижды повторенные в таком коротком библейском тексте выделенные нами словообороты могут носить чисто случайный характер. Другое дело, что этому фактору не уделяется должного внимания со стороны исследователей. Скорее всего, дело обстоит как раз наоборот, и как говорит Гегель: «Здесь роза, здесь танцуй»! Давайте «потанцуем» здесь и мы.

             Во-первых, совершенно очевидно, что вся смысловая нагрузка приходится на символическое значение цвета, поскольку все знают, что такое  радуга, или по-гречески, iris, или Iridos, т.е. Ирида – в древнегреческой мифологии – “богиня радуги, вестница богов”. Из этого следует, что не в пример взгляду Аристотеля на трехцветную радугу как результат работы «зрительного луча» с его цветовосприятием, здесь имеется в виду некий глубокий смысл, доставшийся данному библейскому тексту из каких-то древних Мистерий, в которых все цвета радуги, возможно, имели достаточно определенный смысл. Причем, видно, что именно этот смысл устанавливал «вечную связь» природы человека с природой Высшего Принципа (термин Е. Блаватской), т.е. Бога, в качестве которого в данном тексте выступает Бог-Яхве. Однако, во-вторых, в тексте ничего не говорится ни о количестве цветов радуги, ни о конкретных наименованиях ее цветов, что принуждает считаться с мнением и Аристотеля о трехцветности радуги, которая чаще всего появляется в небе после хорошего дождя, как бы обновляющего воздух, растительный мир, живую Природу. Потоп тоже был призван обновить землю, смыв с неё всю мерзость, которую развела на ней допотопная цивилизация людей, и потому употребление радуги как символа очищения и обновления вполне уместно и своевременно. Но добавим, в-третьих, что в контексте стиха легко обнаруживается символическое значение трех сыновей Ноя, свидетельствующее о неких трех важнейших направлениях развития новой цивилизации, предложенных Богом-Яхве израильскому народу. Так что можно даже утверждать, что в данном ветхозаветном тексте речь идет о символическом проявлении тайны Троицы через трехцветную радугу и трех сыновей Ноя, которая в допотопном периоде жизни  была лишь только обозначена.

         Вспомним по тексту Библии. Сначала был сотворен Адам, потом в «помощники» ему, но «супротив него», из ребра Адама была сотворена Ева, жена его, ставшая «матерью всего живого» (Быт. 3.20). Это впоследствии. Но сначала Ева родила Каина, а потом Авеля, его брата, из которых позже один тоже выступил «супротив другого». И вдруг произошло страшное: один брат убил другого...

         Конечно, и эту библейскую трагедию можно отнести на счет допотопных Мистерий, но, пожалуй, полезнее будет увидеть здесь проявление диалектики природы, потому что речь идет о взаимодействии противоположных начал, об их единстве и борьбе. Ведь «борются» друг с другом не только муж и жена, но и брат с братом, то есть самые близкие друг другу люди, призванные жить в полном единстве – в одной семье!

         Говоря иначе, в «сотворении» мира человека обнаруживается явный брак, исходящий из идеи дуальности мира, сотворенного Богом. Вспомним: «В начале сотворил Бог Небеса и Землю. И земля была неупорядочена, и Тьма над Океаном, и Божье дыхание носилось над водами. И сказал Бог: «Да будет Свет!» И стал Свет. И увидел Бог, что Свет хорош, и отделил Бог Свет от Тьмы, и назвал Бог Свет днем, а Тьму назвал ночью. И был вечер, и было утро, - первый день» (Быт. 1.1-5). То есть налицо философское формирование диалектических противоположностей, взятое, конечно же, не из пальца, а из тайных доктрин предшественников. Но далее, велением Бога-Яхве, «вместо Авеля» родила Ева третьего сына – Сифа, по линии родословной которого и появляется, наконец, «праведный Ной», будущий основатель новой цивилизации. По замыслу авторов Библии, с учетом допущенных огрехов, связанных с дуализмом, новая человеческая цивилизация должна была начинаться с трех! В данном случае, с трех «сыновей» Ноя: Сима, Хама и Иафета. Ною как родоначальнику новой цивилизации оставалось лишь вникнуть в суть «вечного договора», поставленного перед ним и его тремя сыновьями в виде «радуги во облаке» как вечного «знамения договора» между Богом и Человеком и «всякою живою душою».

            Однако Ной, как и полагается в таких случаях, взялся восстанавливать разрушенное (не зря позже гуманисты догадались, что «никакую культуру уничтожить невозможно, ее можно только разрушить, и трудности будут лишь в её восстановлении» /Энгельс/). То есть взялся делать то,  что ему было уже привычно: посадил виноградник, сделал вина и напился пьяным, чем и выказал сыновьям своим весь «срам» своего поведения. Дурной  пример  оказался заразительным, и вот мы видим, что и новая цивилизация, начав отсчет времени с Ноя и его трех сыновей, вернулась к привычным формам жизни не имея в голове необходимых и ясных представления ни о неком Высшем Идеале, ни о себе, сотворенному «по образу и подобию» этого Идеала.

         Но посмотрите! Вот ведь и наша «новая цивилизация» вновь почти утонула в пьянстве, наркотиках и половом разврате, даже не пытаясь увидеть глубинного смысла в библейской «радуге во облаке» как вечном договоре между Богом и Человеком, а значит, так и не обнаружив эстетики цвета в эстетике человека. И кто знает, не на основании ли вот этого нарушения Вечного договора, символом которого является радуга, вскоре между Богом-Яхве и Авраамом (который родом по линии Сима, первого из трех сыновей Ноя)  был заключен новый «Вечный договор», обязывающий народ Израиля обрезать мальчиков восьмидневного возраста. «А необрезанный мужчина, который не обрежет себе свою крайнюю плоть, - пусть истребится эта душа из его народа, Мой договор он нарушил» (Быт. 17.14). Кто скажет, как рассматривать этот  новый «Вечный договор»: как особый знак богоизбранного народа, возвышающий этот народ через процедуру обрезания над всеми прочими, или наоборот, следует рассматривать  его как символ вечного наказания за неисполнение предыдущего закона, вечным символом которого является трехцветная «радуга во облаке»? Вопрос остается без ответа…

         Итак, мы «обнаружили», что в главе девять Книги Бытия новой цивилизации был поставлен знак в виде трехцветной радуги и были заданы три направления как три первоначала предпочтительного развития  этой цивилизации, символами которых являются, стало быть, имена трех сыновей Ноя: Сим, Хам и Иафет.

         Однако в Библии есть еще весьма примечательная информация в контексте нашей темы, которая не позволяет быть к ней равнодушной. Речь идет о знаменитой фразе: «И был вечер, и было утро», - повторяемой в первой главе после каждого дня творения мира, то есть всего шесть раз. Сразу возникает вопрос: а почему бы не сказать наоборот, то есть: «и было утро, и был вечер», – поскольку день длится именно с утра до вечера, в то время как с вечера до утра на земле царствует ночь? Почему сказано именно так, как сказано?

         Объяснить такое можно, если согласиться, что главный смысл фразы сосредоточен не в перечислении дней с первого по шестой, а в словах «вечер», «утро» и «был». Совершенно ясно, что слово «был» означает, что процесс, о котором идет речь, имел место быть в ушедшем времени, т.е. в прошлом, а вот слова «вечер» и «утро» говорят о том, что эти вещи происходят каждый день, в том числе и сегодня. И что каждый новый день начинается с того, что появляется Солнце и утром начинается «отделение» Тьмы от Света, а дня - от ночи. Вечером идет обратный процесс и потому Свет уступает Тьме, а день – ночи. Тот очевидный факт, что слова «день» и «ночь» пишутся с прописной буквы, а Тьма и Свет – с заглавной, свидетельствует о том, что главными действующими лицами происходящего действа являются не ночь и день как таковые, а именно Тьма и Свет. И о том, что главным результатом этого действа является не утро и вечер как таковые, а то, что в акте этого взаимодействия образуется  космическое вещество, видимое нами как утренняя или вечерняя заря, а говоря точнее, – Живая Игра Цвета, представленная всеми Цветами Радуги. И вполне возможно, что только с появлением в достаточном количестве этого строительного вещества и первого строительного материала, имя которому Цвет, - становится возможным возникновение на земле условий, столь необходимых для начала жизни на планете по имени Земля!      

         Таким образом, если согласиться с очевидным, что возникновение Цвета возможно только при взаимодействии Света и Тьмы, то придется согласиться и с тем, что Тьма,  как и Свет, есть тоже вещество. Но вещество, противоположное Свету по каким-то важным, но пока неизвестным науке параметрам. Ясно только, что Тьма распространяется с той же скоростью, с какой и Свет, в чем легко убедиться при выключении источника света, поскольку мрак мгновенно поглощает все. Ясно так же и то, что без Тьмы теряется всякий смысл и Света, а без Света – Тьмы. Так что они – вечные спутники друг друга во Времени и первые начала жизни на земле, потому что до них в Космосе, по представлениям философов, мог господствовать один только Полный Мрак. Но именно в нем возникает нечто, что в Библии именуется как «Божье дыхание». Однако согласитесь, что процесс дыхания объективно предполагает ритм. Ритм же есть функция Времени. Стало быть, можно утверждать, что над Светом, Тьмой и Цветом стоит лишь Время! Но Время есть Число, про которое когда-то Пифагор сказал: «Число есть Бог всему»!?

         Итак, мы выяснили, что в Библии роли Света, Тьмы и Цвета уделено такое внимание, что невольно создается впечатление о Цвете в «радуге» как о первоакте, с которого началось и сотворение и мира, и сотворение человека. Пожалуй, примерно вот так и рождались некогда Мистерии мудрецов-философов древности, в которых их сочинители заключали и всячески маскировали свои тайные знания о прошлом, которое уже невозможно восстановить и, стало быть, невозможно и проверить ни истинности сохранившихся Мистерий, ни их авторства. Этой гипотезой о Мистериях Библии и закончим данный урок. Для тех же, кто пожелает познакомиться с представлениями о свете и цвете в некоторых научных теориях, следует обратиться к работе: ЕСЛИ ВАШ РЕБЕНОК ГЕНИЙ! Часть II. Цветогония. А. Никифоров-Матурский (Члб. 2001)…

А здесь подведем итог и скажем, что четвертой причиной коренных ошибок философов античного мира и арабского средневековья (как и последних веков) стало игнорирование официальной философией и естествознанием Природы Цвета в Живой Природе и в Природе Человека. Можно только хотя бы задним числом поприветствовать Платона, записавшего однажды такую мысль: «Тот, кто попытался бы как можно правдоподобнее объяснить цвета, он доказал бы, что не разумеет различия между человеческой и божественной природой». Конечно же, после этих слов ближе к пониманию становится и библейская «сказка» о радуге как «вечном договоре», установленном между Богом и Человеком. И прежде всего вот почему…

Ветхий завет начинается словами «И сказал Бог: Да будет Свет! И стал Свет». Новый завет утверждает, что «Бог есть Свет». Это же утверждает и мудрый Ибн Рушд (Аверроэс) – последний из могикан-философов арабского средневековья. Но «Свет» - понятие эмпирически неуловимое, как и само его явление. Однако никто почему-то не говорит, что только благодаря Свету миру является Цвет, ибо это - привычно! Но давайте скажем так: именно Свет порождает Цвет, но уже как свой некий «образ и подобие». Не отсюда ли и очевиднейшая параллель вот этих двух смыслов: Бог, в библии,  порождает человека как «образ и подобие божье» ровно в той степени, в какой Свет, в природе, порождает Цвет – тоже своего рода некий «образ и подобие света». Есть человек, значит, есть и образ и подобие, по которому он мог быть «сотворен» природой. Есть цвет, следовательно, есть образ и подобие, которому он обязан своим появлением, т.е. свет. Если с этим согласиться, то отсюда следует: если «Бог есть Свет», то «Человек есть Цвет». И не оттого ли имя ПЕРВОГО библейского человека «Адам», согласно «Библейской Энциклопедии» (М., 1891), имеет значение «красная земля». Как ни крути, а слово «красная» говорит о цвете и только о цвете ПЕРВОЧЕЛОВЕКА, что его ПЕРВОМАТЕРИЕЙ является Цвет...

Подобной «расшифровки» библейского символизма мы не находим ни у философов античности (разве что, кроме догадки Платона, что цвет является ОБЩИМ местом «в божественной и в человеческой природе»), ни у утопистов Просвещенной Европы или арабских мыслителей Средневековья, ни тем более у теологов христианства, ислама или буддизма. Это означает, что мудрость Ветхого Завета выше, чем об этом общепринято думать иному идеалисту ли или материалисту, или обыкновенному обывателю.  И с этим надобно бы начинать считаться…

О как важно было схватить все это философам античности или средневековья при проектировании идеальных государств, и тем более новым философам нашего времени. Но захотят ли они этого, вот в чем вопрос, если вспомнить горький опыт «Хайя, сына Якзама» из книги Ибн-Туфейля. (Вспомним, когда Хайй стал учить людей своим знаниям, то вскоре с ужасом обнаружил, что они начали чураться и избегать его, поскольку «каждый хотел жить своим умом»). Вот где проявился факт, что истина не терпит правды, когда её начинает вещать кто-либо из людей, «такой же, как все». Здесь же и библейская истина: если Истина желает стать известной, она должна звучать из уст если неизвестного, то обязательно способного принять «образ и подобие» …общеизвестного. В крайнем случае, - «образ и подобие» его пророка… Вот почему из древности дошли до нас многие сочинения и им верят больше только потому, что они не имели авторства. Ярчайший пример тому само Священное Писание, особенно Ветхий завет, авторство которого приписывается самому Богу, что столь же сомнительно, как сомнительно авторство человека в творении сколь знаменитых, столь и таинственных многотонных истуканов острова Пасхи, а равно и в творении других «чудес света»…

Итак, Счастье — предмет сокровенных чаяний людей на протяжении всей общественной истории. Счастье - полное, длительное и объективно обоснованное удовлетворение жизнью в целом — таков общий знаменатель практически всех концепций счастья, предлагавшихся в разные времена. Вот и сейчас становится ясным, что Счастье возможно только в справедливом, праведном, правовом государстве…

Отсюда сам собою возникает вопрос: возможно ли в XXI веке справедливое, праведное, правовое  государство – предмет сокровенных чаяний людей на протяжении всей общественной истории?..

На наш взгляд, такое государство возможно, и начинаться оно будет с названия «Любо-Град» и с концепции, которую мы обозначаем вот таким образом: «Сказание о ЛЮБО-ГРАДЕ, Царстве Цвета, Тьмы и Света»…

 В начало…

 

XXXXXXXXX


 

 

 

Вы видели когда-нибудь радугу в небе?

Цвета в радуге всегда расположены в одном и том же порядке – красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий и фиолетовый

 

 

Сказание о ЛЮБО-ГРАДЕ

- Царстве Цвета, Тьмы и Света

 

Часть II

Здравомыслие.

Только здравомыслие.

Ничего, кроме здравомыслия.

 

 

Сообщив предысторию возникновения идеи Сказания, теперь можно перейти и к самому «Сказанию о ЛЮБО-ГРАДЕ – Царству Цвета, Тьмы и Света», где царем и основой мудрости человека будет символика Цвета, пролившая свет на его «образ и подобие».

Для начала давайте совершим своеобразную историческую экстраполяцию. Представим  в соответствии с нынешними историческими и археологическими данными, что современное общество имеет начало, и этим началом являлось первобытное состояние. Каменный век, в котором человек еще и не человек, а стадное животное особей обоего пола с их детенышами, все вместе перебивающимися для поддержания жизни в основном растительной пищей, водой и воздухом. С позиции сегодняшнего дня можно говорить, что их путеводителем были инстинкты самосохранения и самовыживания, в то время как в их сознании (самосознании) царил полный мрак. В точном соответствии с первыми строками Книги Бытия. Для них: «И Земля была неупорядочена, и Тьма над Океаном, и Божье дыхание носилось над водами». Вот и весь ландшафт окружающего мира в сознании первобытных человекоподобных существ – в прямом и переносном значении слова «Тьма». Человек находится в абсолютном неведении относительно всего, что творится вокруг него, уподобляясь в этом сегодняшнему новорожденному, который еще минутой назад, будучи в чреве матери, был слепым и глухим, а «выйдя» в новый мир, вроде бы всё видит, всё слышит, но ничего не сознает. И этим несознанием он присоединен, привязан к Тьме незнания столь же прочно, сколь прочно его тельце удерживается пуповиной Матери. Не слишком рискуя ошибиться, можно говорить, что ребенок и Тьма несознания – одно и то же, в той степени, в какой мы видим, что Ребенок и Мать – одно и то же. Чтобы их разделить, осталось лишь помочь им освободиться от пуповины, чем практически и завершается акт рождения…

«Да будет Свет!» - сказано в библии. Ясно, что свет приходит на смену тьме, порождаясь таким образом в ней (точно так же, как свет знания светит и освещает путь во тьме незнания). Но в Писании Тьма и Свет пишутся с заглавной буквы, и мимо этого факта нельзя проходить равнодушно, мол, ничего особенного здесь нет. Обратим внимание и на то, что слово «свет» мужского рода, а «тьма» – женского. Это - в синтаксисе и морфологии языка, а в библии мы вправе предположить, что Тьма и Свет, написанные с заглавной буквы означают собственные имена материнского и отцовского начала. Из этого следует, что в живой природе материнское начало предшествует отцовскому. Как на самом деле обстоит здесь дело – вопрос не бесспорный, но Новый завет подтверждает эту особенность толкования, предложив, что Сын Человеческий был рожден Богородицей, то есть именно матерью, причем без участия отца (Иосифа) как такового. Когда у матери наступает момент рождения ребенка, то можно восклицать: «Да будет Дитя!», а с обрезанием пуповины остается констатировать – «И стало Дитя»…

Однако в Ветхом завете библии все это действо обозначено одной фразой: «И был вечер, и было утро – первый день». Понаблюдаем еще раз, что происходит в природе при смене дня или ночи.

 

«И был вечер, и было утро – первый день»

 

Как известно, в природе на смену свету дня вечером приходит тьма ночи, а утром – наоборот, на смену тьме ночи приходит свет дня. Оба эти события прихода и ухода знаменуются вечерней и утренней зарей, а заря, как известно, характеризуется игрой цвета во весь горизонт небосклона, придавая соответствующий цвет и очертаниям окружающей нас природы. Стало быть, с известной долей метафоричности (условности) можно говорить, что при смене дня и ночи в результате активизации света или тьмы, в природе «порождается» результат этого взаимодействия, и появляется их «дитя» – Цвет. Видимо, в живой природе цвет играет более важную роль, чем об этом принято думать, и именно эту важную роль заметили и выделили мудрецы древности. Иначе, чем другим, если не этой важной ролью можно объяснить тот библейский факт, что первый человек был назван ими Адам, что означает «краснозем», иначе – красный, то есть цветной. Если сказать одним словом, Адам - это и есть Цвет. Флоренский, подробно разбирая вечернее и утреннее «рождение цвета» в явлении природы, пришел к убедительному выводу, что именно цвет является основой тварного мира, есть его первое творение - перво-тварь, или перво-материя. Стало быть, эта же цветовая перво-материя и явилась тем материалом, из которого соткана основа хромосомной структуры живых клеток организма и микроорганизмов. Это известно современной науке, но как всё это стало известно мудрецам древности, уму непостижимо, и мы вправе предположить, что до того «каменного века», о котором знает каждый старшеклассник как о начале истории человека, уже были цивилизации чрезвычайно высокого уровня…

 

Далее, во второй главе Книги Бытия, дается описание, как из ребра усыпленного Адама была сотворена помощница «супротив него» - женщина, ставшая женой Адама. Особенностью является то, что женщина сотворена из кости и плоти спящего человека, то есть из материала с «отключенным» сознанием, из чего следует, что женщина обречена жить, руководствуясь инстинктами и чужим умом. И не только, ибо вскоре выяснилось, что её плоть уже на уровне инстинкта подвержена еще и соблазнам. Из третьей Главы видно, что этой–то её особенностью и воспользовался «хитрый Змей», соблазнив женщину обещанием, что, отведав запретного плода, они станут «как боги, знающими добро и зло» (Быт.3.5). Далее сообщается, что Адам назвал свою жену Ева, «ибо она была матерью всего живого» (3.20).  Как комментирует И.Шифман, имя Ева в еврейском языке означает Хаввá «жизнь», соответственно, первая женщина предстает как носительница и олицетворение жизни». (И.Ш. Шифман. Учение. М., 1993, с. 25)…

Если мы и здесь обратимся к здравомыслию, то увидим, что у всех нас имеется породившая нас мать, и мы немедленно согласимся с библией, что Ева есть библейский символ материнства - Мать всех людей, ибо и у современного человека нет никаких серьёзных доказательств, что это не так. Именно здравомыслие заставляет нас согласиться с этим очевидным фактом, но из этого согласия следует, что нужно обратить еще раз внимание всё на тот же библейский сюжет о рождении Света из Тьмы. Ведь и человек в какой-то момент рождается на свет не откуда-либо, а именно из тьмы материнского чрева. И первое, что видит новорожденный – это совершенно новые для него явления - свет и цвет, и ощущения – иная температура окружающей среды. И он тотчас же заходится в крике возмущения, что его разлучили с привычной обстановкой – тьмой, и с привычными ощущениями – теплом материнского тела…

Теперь мы хотели бы обратить внимание на русский язык, согласно которому слова «мать» и «тьма» имеют одно и то же буквенное содержание, так как оба эти односложных слова составлены из одних и тех же четырех букв. Однако думается, что главный смысл их не в буквенном содержании, а в содержании философском. В таком, например, что слова мать и тьма связаны друг с другом столь же прочно, сколь прочно соединены слова разум и душа, когда философы говорят о них, что это есть одно и то же. Говоря иначе, о том, как природа женского организма воспроизводит из себя организм нового человека, науке известно столь же мало, сколь известно ей о том, как из тьмы рождается свет и цвет. О человеке общеизвестен лишь «процесс зачатия», и то, что с этого момента «пошел процесс» и формирования плода, а потом случился и процесс рождения. Философски нечто схожее мы видим и в космосе, в коем господствовал вековечный хаос. Но однажды де случился Большой Взрыв и возникла солнечная система с солнцем и планетами, и появился свет и цвет. Но что такое природа тьмы и что такое природа света и что такое время, наука знает лишь приблизительно. Столь же приблизительно знает она и о том, что такое человек, что такое мать, что такое отец и что такое дитя. Знания здесь до сих пор остаются поверхностными. В большой степени и от того, что до сих пор наука, не в пример библейскому символизму, так и не решилась связать природу человека с природой света и цвета, чтобы увидеть в них некий общий «образ и подобие». Именно вот из-за этой поверхностности научных знаний природных явлений в космосе, на земле и в обществе наука проигрывает религии в их грандиозной борьбе за человека. И как бы она ни гордилась своими достижениями в научно-техническом прогрессе, «всё опять возвращается  на круги своя» - то бишь к вопросу о смысле жизни человека, к проблеме самопознания и к …возрождению религии.

Потому-то и приходится вновь возвращаться к историческим истокам и библейским заветам о начале бытия, чтобы пытаться понять их таинственный символический язык. Например, история нам говорит, что некогда, примерно 10 тысяч лет назад, то есть еще до потопа, описываемого Ветхим заветом, на земле царил так называемый «матриархат» - господство материнского начала. Никто толком не знает, когда он начался, когда закончился и закончился ли он вообще. Патриархальная христианская вера, и уж тем более ислам, лишь настаивает на приоритете патерналистского (отцовского) начала, но ведь в быту мы видим, что ситуация во многих семьях, относящих себя к современной цивилизации, отнюдь не обязательно следует в русле этой настойчивости. С другой стороны, уже на примере Ветхого завета мы видим, что возвышающая его религия выражает на женщину такой взгляд, из которого явно следует, что надо сделать все возможное и невозможное лишь бы человеческое общество не могло вернуться в состояние матриархата. (Думается, что именно с целью дискредитации женского начала и был введен эпизод с грехопадением Евы, матери всего живого). Все-таки едва ли можно считать естественным, когда слабый пол «руководит» сильным, и потому патриархат с его господством маскулинного начала предпочтительнее феминного матриархата, хотя здравый рассудок подсказывает, что и такой вариант не устраивает противную сторону…

Стало быть, выход следует искать в гармоничных отношениях полов, а не в господстве одного над другим. Думается, что это вопрос был не простым и для мудрецов древности, составителей Заветов. Можно заподозрить, что именно по этой причине они обратились к гармонии света, тьмы и цвета, а в качестве символа гармонии поставили перед основателем новой цивилизации – Ноем – «радугу во облаке» как «вечный договор» между богом и человеком. Мы видели, что абсолютно у всех представленных выше мыслителей арабо-исламского средневековья присутствует идея высшего божества, влияющего на человека. У Фараби это есть Деятельный Разум, у Авиценны – Бог, у Духовных Братьев – Мировая Душа, у Аверроэса – Божественное вдохновение и Разум. Обращаясь к одной из монотеистических религий Ближнего Востока — иудаизму, исторически предшествовавшему и христианству, и исламу, Ибн-Рушд пишет: «Никто не сомневается, что среди сынов Израилевых были многие мудрецы. Это видно из книг, кои находятся у сынов Израилевых… Мудрость продолжа­ла существовать у людей вдохновения, то есть пророков» (с. 225). Таким образом, пророки-законоустановители суть мудрецы. Поэтому источником законоустановле­ний является божественное вдохновение и разум. Ибн-Рушд так и говорит: «...законоустановления, извлеченные из божественного вдохно­вения и разума». И далее заключает: «Всякое законоустановление, основанное на божественном вдохновении, связано также и с разумом». Далее мы видели у Игнатенко, что Ибн-Рушд ставит исключительно сложную задачу: найти такие чув­ственно воспринимаемые уподобления научно-философских истин, кото­рые были бы приемлемы не только для «массы», но и для интеллектуальной «элиты». С уверенностью можно сказать, что, если бы Ибн-Рушд взялся за практическое решение этой задачи, многие пункты такой программы остались бы нерешенными. Но в отношении познания Истины  (ма'ад) решение им найдено: ма'ад есть лицезрение Света (нур). Именно такое уподобление не вызовет сопротивления ни у «простонародья», ни у «ученых» (с. 233). «Простой» человек может найти в священном писании Бога как Свет в покрове из Света. Ученые-философы уподобляли Свету Деятельный Разум — Истину. Так делал, как мы видели, и один из ближайших предшественников Ибн-Рушда — Ибн-Баджа, так поступил и сам Ибн-Рушд в «Парафразе “О душе” Аристотеля»...

Как видим, и крупнейший мыслитель арабского средневековья Ибн-Рушд (Аверроэс), подойдя вплотную к Истине, ограничился уподоблением Деятельного Разума – Истины - Свету и созерцанием Света-Истины как Бога. Надо полагать, что такое могло произойти под влиянием Нового завета, где так и провозглашается: «Бог есть Свет»! Но для нас навсегда останется тайной, почему он оставил без внимания текст девятой главы Книги Бытия Ветхого завета о «Вечном договоре» Бога с основателем новой цивилизации - Ноем, с которым почти наверняка он был знаком. Скорее всего, такое отношение философа к «вечному договору» можно объяснить тем, что равнодушным он оказался и к самому факту организационного начала новой (ноевой) цивилизации, не обратив внимания на весьма существенные моменты отличия.  Напомним, что адамова первоцивилизация, начавшаяся с познания Первочеловеком своей жены и последующего рождения двух детей, закончилась тем, что один из братьев убивает другого. Ясно, что главной причиной такого поведения могло стать отсутствие должного воспитания детей со стороны родителей, которые не могли обладать таким опытом (о таковом в тексте нет даже упоминания), поскольку не были этому научены Творцом (Богом). Простая зависть стала причиной кровопролития и братоубийства. Как ни банально это выглядит, но в данном случае Бог предстает не только Богом-Отцом по отношению к Адаму и Еве, но и обыкновенным Бого-Дедом по отношению к их детям. Это Он – первый - не научил, не дал своим детям (Адаму и Еве) никакого воспитания, кроме как позволил Змею принудить их отведать плодов с Древа Познания. Потому-то, когда случилось братоубийство, Бог не дал «отмстить за смерть брата каждому, кто найдет его», а поставив ему ЗНАК, чтобы никто не мог его убить, дал Еве ТРЕТЬЕГО сына «вместо Авеля» - Шета. Как оказалось, это тот умница, который после рождения своего сына первым обратился за помощью к Богу-Творцу, то есть к опыту старшего поколения. Опыт оказался трудным и потому лишь в восьмом колене (ЭношКенанМахалалельЙаредХанохМетушелах - Ламех), в каждом из которых рождались безымянные сыновья и дочери, по линии оного и родился Ной, который «жил до пятисот лет и родил Сима, Хама и Иафета»…

Перед нами совершенно отчетливый переход в мудрости учения о мироздании от монизма, дуализма и плюрализма - к его троичности, на основе которой и предстояло Ною возводить новую цивилизацию. Именно Ною, на основании всего предыдущего горького опыта в организации человеческого бытия и предписывалось после уничтожения испорченной адамовой цивилизации начать новую с нуля. Что такое монизм, дуализм и плюрализм в современном понимании? Согласно словарям, монизм есть способ рассмотрения многообразия явления мира, исходящий из одного начала, единой основы всего существующего и построения теории в форме логически последовательного развития исходного положения. Яркий пример – построение библейской формы развития человеческого сообщества от Первочеловека - Адама. От монизма «родился» дуализм, усматривающий в развитии мира два независимых начала (Адам и Ева, Каин и Авель), и плюрализм, исходящий из множественности начал и лежащий в основе сектантства. Все эти три вещи основываются на логике мышления и верхом своего развития полагают мудрость, вернее философскую мудрость, предполагающую в своей основе житейский опыт, знание практики бытия. Посему де только седобородые старцы и могут быть истинными хранителями и носителями мудрости. Таким образом, мудрость присуща лишь старцам, а как быть остальным членам сообщества, которых большинство? Слушать старших и выполнять их мудрые предписания? А кто поручится, что у старцев все в порядке с умом, коль именно среди этой публики чаще всего встречаются те, кого признают «выжившими из ума»? Считается, что с идеей триединства миру явился молодой возмутитель спокойствия и основатель новой – христианской – эры - Иисус Христос! Как учат отцы церкви - евангелисты, именно он призвал своих учеников крестить людей во имя Отца и Сына и Святого Духа, - именем открывшейся ему новой истины – Истины Триединства. За эту-то новость Спаситель и был распят Пилатом по требованию старцев – последовательных сторонников мудрости монизма и дуализма…

Однако никто из «серьезных» ученых почему-то не желает замечать в Священном Писании очевидной истины. Именно той, что истина триединства была предложена миру за тысячелетия до христианства, именно после потопа, и начинается мифом о Ное и его трех сыновьях, имена которых как раз и представлены тремя началами этой Истины. Хорошо известно, что в Священном Писании нет ни одного слова и уж тем более ни одного имени, в котором бы не был вложен их сакральный, потаенный смысл. Это относится и к именам основателя новой цивилизации и его «сыновьям». И.Шифман в комментариях к своей книге показывает, что их имена - слова Сим, Хам и Иафет - в переводе на русский язык означают «имя, слава», «жар» и «красота» (соответственно). Первым всегда указывается имя Сим, то есть «слава». Вторым идет имя Хам, т.е. «жар», и третьим называется Иафет – «красота». Опять же нам остается удивляться, почему до сих пор никто из известных философов так и не приложил своих усилий по дешифровке данных слов-имен и не попытался вникнуть в их суть. Тем более, что проделать это не так уж и трудно, поскольку смысл слов, означающих имена трех «сыновей» Ноя, что называется, лежит на поверхности, и надо сделать совсем немного, чтобы перевести его на язык общедоступного понимания. А далее, как учил Ф.Бэкон: «Нет ничего потаенного и сложного, что будучи объяснено и понято многими, не было бы внушено даже тугодуму»

Так, имя Сим, означающее «имя, слава», говорит нам о том, что ноева цивилизация должна была начинаться с совершенствования разумного начала общества поскольку имя Сим, означающее славу, почти однозначно предполагает мысль, мышление, точнее, словопрение, прославление какого либо имени, что скорее всего возможно при посредстве слов. Стало быть, новозаветное утверждение «В начале было Слово» имеет своим истоком тоже вот это место Ветхого завета. У «отца современной педагогики» - Яна Коменского, мы находим, что именно библейскому патриарху Симу наш мир обязан организацией и первой школы и созданием системы обучения, образования. Потому и мы беремся утверждать, что имя Сим должно было означать интеллектуальное начало новой цивилизации…

Имя Хам, означающее «жар», свидетельствует о чувственной природе человека, а значит и о физической сущности этой новой цивилизации. Ведь жар можно только чувствовать, его едва ли возможно оценить умственно или духовно. Физическое начало человека! Именно оно было господствующим в «допотопной» – адамовой – цивилизации, и в первых главах библии полно доказательств, что именно господство физического начала в жизни людских племен привело к тем мерзостям на земле, которые и привели эту «допотопную» (в примитивном смысле) цивилизацию к закономерной гибели. Известно также, что череда потопов происходит с завидной цикличностью каждые почти 4 тысячи лет, что тоже надо иметь в виду в связи с участившимися и ныне случаями катастроф в виде цунами, тайфунов, ливней и землетрясений, поскольку наше время приходится как раз на рубеж смены этих циклов. Тем более, что, как и четыре тысячи лет назад, человечество вновь погрязло в физическом разврате и нравственном растлении…

Имя Иафет, означающее «красота», несомненно, самое загадочное среди трех имен. Бесспорно одно: оно означает третье начало развития ноевой цивилизации. Мы со всей определенностью вправе предположить, что если имя Сим означает (разумное) интеллектуальное начало, имя Хам – физическое, то имя Иафет может означать начало духовное, поскольку без этого начала, видимо, теряется так называемый «божественный» смысл сотворения мира и рода человеческого. Не думаю, что здесь могут быть серьезные возражения еще и потому, что в тексте Книги Бытия есть странная фраза, которую ни в коем случае нельзя оставлять без внимания. Эта фраза принадлежит Ною, и сказана уже после того, как Творцом был заключен с ним «Вечный договор». Так что давайте вернемся к этому имени после того, как еще раз прочтем тот незаслуженно преданный учеными забвению«договор»…

Итак: «И сказал Бог Ною и его сыновьям с ним, сказав: “А Я, - вот, Я постановляю Мой договор с вами и с вашими потомками после вас, и со всякой живою душою, которая с вами, - что птицы, что скот и что всякий земной зверь с вами, от всех вышедших из ковчега до всех земных зверей. И Я постановляю Мой договор с вами, и не будет больше уничтожаться никакая плоть водами потопа, и не будет больше потопа, чтобы опустошать землю». И сказал Бог: «Вот знамение договора, который Я устанавливаю между Мною и вами и всякою живою душою, которая с вами, на поколения вечные, - Мою радугу Я установлю во облаке, и она будет знамением договора между Мною и землею. И будет в Моем облаке, облаке над землёю, и будет видна радуга в облаке, - и Я вспомню Мой договор, который между Мною и вами и всякою живою душою, и не будет больше вода потопом, чтобы истреблять всякую плоть. И будет радуга в облаке, и Я посмотрю на неё, чтобы вспомнить вечный договор между Богом и между всякою живою душою, всякою плотью, которая на земле!” И сказал Бог Ною: “Это знамение договора,  который Я постановляю между Мною и всякой плотью, которая на земле”» (Быт. 9.8-17).

Поскольку семицветность радуги общеизвестна с древнейших времен (по крайней мере, знаменитый жрец Др. Египта Гермес Трисмегист, обращаясь с молитвой к людям земли, называл их домом Свет, а не землю, и просил быть готовыми к подъему к нему через Семь Колец /цветов радуги/), то нам легко представить эти всем известные цвета соответствующей табличкой.

Таблица 1

 


   1. Красный

 

 

   2. Оранжевый

 

 

   3. Желтый

 

 

   4. Зеленый

 

 

   5. Голубой

 

 

   6. Синий

 

   7. Фиолетовый

 

Как видим, картинка получилась не только красочной, но и многозначительной (семь значений цвета) и оттого таинственной, поскольку в завете «радуга во облаке» представлена «вечным договором» между Творцом и всякой живою тварью, которая на земле. Красный цвет здесь доминирует, является первым в табличке и становится ясным, почему первочеловек получил имя Адам (красный, цветной), коим и прославился на все последующие века…

То, что радуга устанавливается не просто в небе, а «в облаке» («во облаке»), можно предположить, что к цветам радуги следует добавить цвет облака, по преимуществу белый цвет, а можно и темный (черный) цвет, поскольку облако может быть и темным (черная туча). Таким образом, напрашивается, что к семицветной радуге следует добавить еще два цвета – черный и белый, в зависимости от возможного цвета облака (тучи). Здесь меня могут упрекнуть в том, что я произвольно добавляю два цвета к «радуге во облаке». Но я скажу, что сам этот метафорический факт поразителен, поскольку только на рубеже 18-19 веков – через 140 лет после Ньютона! - учеными были открыты еще два участка спектра солнечного света – ультрафиолетовый и инфракрасный, символами которых являются именно черный (ультрафиолетовыйимволами которых являются именно черный ()ра солнечного света - ультрафиолетовый мого вечного договорав коем случае нельзя оста) и белый (инфракрасный) цвета. Поэтому самым естественным образом (на полноценном научно-философском обосновании) семицветный спектр (семь цветов радуги) следует дополнить двумя цветами – черным и белым, то есть цветовыми символами ультрафиолетового и инфракрасного участков спектра (радуги). Таким образом, мы получили следующую картинку и обозначения.

Таблица 2

 


    9. Красный

 

 

    8. Оранжевый

 

 

    7. Желтый

 

 

    6. Зеленый

 

 

    5. Голубой

 

 

    4. Синий

 

    3. Фиолетовый

 

    2. Черный

 

    1. Белый

 

Как видим, в нашей табличке обозначились девять цветов (исчисление теперь ведем с белого цвета, с изучения которого собственно и был обнаружен весь спектр). Как известно, число девять есть число, кратное трем, что является весьма показательным, а сам факт - превосходным результатом, поскольку за ним стоит возможность дальнейшего логического суждения при расшифровке тайны «Вечного договора». Дело в том, что само число девять образовано из трех триад (9:3=3, или 9=3+3+3), и не так уж трудно представить, что каждая триада как раз и представляет собой имя одного из «сыновей» Ноя. Стало быть, очередной задачей становится определение тех трех цветов спектра, которые могли бы стать характеристикой имени Сим – «слава», Хам – «жар» и Иафет - «красота». Скажем сразу: задача не из простых, но посильна, поскольку, как мы видим, найден символьный ключ к расшифровке данного библейского текста. И ключ этот – цвет и числовой троичный алгоритм. Как учил Эмпедокл, «подобное порождается подобным и порождает подобное». Эта фраза античного мудреца-философа подсказывает, что триада, лежащая в основе новой цивилизации, является основой и для каждого из трех сыновей. Как подсказывает она и то, что и данная цивилизация в целом должна стать столь же разумна, телесна и духовна, сколь разумным, телесным и духовным должен стать каждый из сыновей Ноя, а значит и каждый из людей этой цивилизации, их потомков. Сейчас покажем, какие цвета мы оставляем за каждым из сыновей, а потом попробуем рассказать, что стоит за этими символами цветов. Вот эта новая табличка:

Таблица 3


   9. Красный

III. Иафет – «красота».

Знание. Мышление. Практика.

Духовное начало.

 

   8. Оранжевый

 

   7. Желтый

 

 

  6. Зеленый

II.  Хам – «жар». Чувства.

Инстинкты. Биологический организм. Телесное начало.

 

  5. Голубой

 

  4. Синий

 

 

  3. Фиолетовый

I. Сим – «имя, слава».

Слово. Мысль. Помять.

Разумное начало.

 

  2. Черный

 

   1. Белый

 

А теперь вернемся к тому месту, где мы прервались на библейском тексте о «вечном договоре». Текст гласит: «И вышли сыновья Ноя из ковчега, Сим, Хам и Иафет. А Хам - отец Кенаана. Трое они сыновья Ноя, а от них заселилась вся земля. И начал Ной возделывать землю, и посадил виноградник. И он пил вина, и опьянел, и обнажился в шатре. И увидел Хам, отец Кенаана, его срам, и рассказал обоим своим братьям на улице. И взяли Сим и Иафет одежду, и положили на плечи оба, и пошли, пятясь, прикрыли срам их отца, а лица их были обращены назад, и срам их отца не видели. И протрезвел Ной от своего вина и узнал, что сделал ему его младший сын. И он сказал: "Проклят Кенаан, раб рабов он будет у своих братьев!" И он сказал: "Благословен Яхве, Бог Сима, и пусть будет Кенаан ему рабом! И пусть распространит Бог Иафета, и пусть поселит его в шатрах Сима, и пусть будет ему Кенаан рабом!» (Быт. 9.18-27).

Этого библейского текста, как писал известный американский толкователь Библии А. Азимов, «Никто еще не смог объяснить», и потому не смог «…предложить ясное толкование того обстоятельства, почему Иафет вселился в шатры Симовы». Не углубляясь в подробности, которые несомненно было бы полезно обсудить пошире, мы укажем лишь на то, что лежит на поверхности: Ной, порожденный прежней дуалистической цивилизацией с ее общественно-экономическим укладом жизни, тем не менее, после уничтожения этой цивилизации как культуры был обречен на возвращение к привычному укладу жизни, а значит, и на восстановление прежнего образа жизни (иначе, прежней культуры). Ведь другого-то представления о новой цивилизации он не имел. Потому, как и прежде, он занялся знакомым делом - земледелием, чтобы иметь запасы пищи для тела и вина для души. То есть стал удовлетворять, как и прежде свои телесные и душевные потребности. Когда же после пьянки, лишившей его зачатков разума, он осрамился перед сыновьями, то сорвал злость не только на  Хаме, наложив  таким  образом  проклятие на свое биологическое потомство, но и на Симе!, в «шатры» которого он поспешил «распространить» влияние Иафета. Произошедшее почти наверняка можно объяснить бытовой причиной: перепив лишнего, Ной попросту забыл и о «вечном договоре», и о «знамении договора»  -  «радуге во облаке». Ведь это же не секрет, что при заключении любого договора, необходимо вдуматься в его содержание, чтобы понять его смысл. Так и не поняв смысла «вечного договора», а стало быть, не увидев разницы между именами своих сыновей, Сима и Иафета, он не увидел и разницы между духовным и разумным. И поскольку прежняя цивилизация была основана на дуализме (телесное и духовное начала), поэтому и в шатры Сима Ной «распространил» Иафета, то есть на место интеллектуального - в сферу разума - было распространено влияние духовного.

И после случившегося с Ноем бытового срама и новая цивилизация, лишенная интеллектуальной составляющей самосознания, вновь, как и адамова, она стала развиваться на основе монизма и дуализма лишь биологически и духовно (да и то - в религиозном смысле). Этой подмены, как пишет Айзек Азимов, никто не смог объяснить и предложить ясного толкования происшедшему. Думается и хочется верить, что следующая табличка внесет желанную ясность в ситуацию и поможет понять, что стоит за тем фактом, что Иафет был распространен также и в шатры Симовы…

Таблица 4


    9. Красный

III. Иафет – «красота». Дух.

Духовное начало.

Знание. Мышление. Практика.                                  

 

    8. Оранжевый

 

    7. Желтый

 

 

   6. Зеленый

II.  Хам – «жар». Чувства.

Телесное начало. Инстинкты. Биологический организм.

 

   5. Голубой

 

   4. Синий

 

 

   3. Фиолетовый

I. Сим – «имя, слава».

Слово. Мысль. Память.

Разумное начало. Интеллект. 

 

   2. Черный

 

   1. Белый

 

Как мы видели выше, у всех философов арабо-исламского средневековья, как и у философов античной Греции, практически не указывается каких-либо особых признаков различия между разумом и разумной душой. Это не удивительно, поскольку без обращения к библейскому «вечному договору» и его цветовому знаку-символу – «радуге во облаке», этого сделать попросту говоря невозможно. Зато теперь, с получением нового материала в исследовании библейского текста, можно обратиться к нему (материалу) и за другими разъяснениями и уточнениями. Например, можно спросить, а что еще несет нам цветовая символика такого небесного знамения как «радуга во облаке»? Для объяснения мы создадим еще одну картинку, но с некоторыми другими значениями цветов спектра. По ходу заметим, что имена Сим и Хам и Иафет легко заменяются новыми значениями, такими как Ноосфера, Биосфера, Социосфера, практически не меняя значений цветовой символики. (Вот когда во всей мере осознается все величие и вся универсальность значений «Вечного договора» - «радуги во облаке»). Цвета указывают на те вещи, без которых нарушается гармония радуги (спектра) как единого целого, а значит нарушается и гармония их существования, что приводит к кризисным состоянием этого целого и к его гибели, если не предпринять необходимых мер для исправления положения дел.

Таблица 5


    9. Красный

Иафет – Социосфера.

Сфера социума. Общество.

Объективный Дух

 

    8. Оранжевый

 

    7. Желтый

 

 

   6. Зеленый

Хам – Биосфера.

Сфера Живой Природы.

Субъективный Дух.

 

   5. Голубой

 

   4. Синий

 

 

   3. Фиолетовый

Сим - Ноосфера.

Сфера разума. Искусство.

Абсолютный Дух

 

   2. Черный

 

   1. Белый

 

Данная табличка нуждается в дополнительном разъяснении, и в этой связи можно сказать следующее. В своей системе объяснения картины мироздания Гегель ввел такие понятия как а) Субъективный Дух, под коим он понимал Законы Живой Природы, b) Объективный Дух – Законы Социума и c) Абсолютный Дух – Законы Космоса. Дух для него – это вечная деятельность Творца. В третьем томе своей «Энциклопедии философских наук» (М.,1977) философ дает определение этого идеального понятия. Заметим: философско-идеалистическое определение идеального понятия:

«Дух не есть нечто пребывающее в покое,  скорее, наоборот, есть нечто абсолютно беспокойное, чистая деятельность, отрицание, или идеальность всех устойчивых определений рассудка, - он не есть нечто абстрактно простое, но нечто в своей простоте отличающее себя от самого себя, - не что-то, готовое уже до своего определения, не какое-то за массой явлений укрывающееся существо, но то, что поистине действительно только благодаря определенным формам своего необходимого самообнаружения, - и не только (как полагала психология) некоторая душа-вещь, стоящая лишь во внешнем отношении к телу, но нечто внутренне связанное с телом благодаря единству понятия» (с.9). 

Деятельность, чистая деятельность (для человека деятельность – это всегда труд, работа, профессия), вот что, по Гегелю, является основной характеристикой духа, и эта деятельность творящего начала присутствует в Живой Природе и в Природе Общества и в Природе Космоса. С полным на то правом мы можем утверждать, что Живая Природа существует в образе субъектов, её заселяющих; что Природа Общества – в образе людей, и Природа Космоса существует тоже в образе объектов, его заселяющих; и все это вместе взятое представляет собой предметный объективный мир. Иначе говоря, все это, первое и второе и третье, есть материя – материальное тело. Теперь осталось добавить, что по аналогии мы можем говорить, что все это разумно, поскольку во всем – в Живой Природе и в Природе Общества и в Природе Космоса - имеется свой определенный Смысл и своя Гармония. Этот Смысл и эта Гармония заключены в тайне Искусства! И мы замечаем, что весь мир в его трех означенных ипостасях сотворен искусно! Его печать лежит на Живой Природе, то же обнаруживаем мы и в Космосе. Данные факты говорят о том, что Искусство должно быть отличительным фактором и в Природе Общества, лучшие представители которого добиваются привнесения в него гармонии и вечной счастливой жизни для всех людей. Чтобы соединиться с Искусством Природой и Искусством Космоса, необходимо, чтобы и Общество обрело печать Искусства. Этого можно добиться только при условии овладения Искусством каждым индивидом этого Общества. А чтобы овладеть Искусством каждым индивидом, необходимо обучать ему каждого человека, чтобы каждый из людей мог стать искусным мастером своего Дела. Для достижения всего этого необходим соответствующий уровень развития его Разума и Тела и Разумной Души. Но чтобы никогда больше не путать Разум с Разумной Душой, как это случалось у философов античности и арабо-исламского средневековья (да и нынешние ничем не отличаются в этом от них),  мы должны заменить раз и навсегда слово Разум на слово Интеллект. И сделать окончательный вывод: ни одному из живых существ, кроме человека, не по силам различить эти три вещи в себе: Интеллект и Тело и Душу, - только потому, что никакая более земная тварь не способна иметь это чудо человеческой природы – Божественный Интеллект! Добавим лишь, что доказывать истинности такого заявления нет никакой особой необходимости, ибо, как говорится, истинность этого явления лежит на поверхности. 

После всех рассуждений вокруг библейского «Вечного договора» с его вечным символом – «радугой во облаке», теперь можно сказать, что под Искусством надо понимать СИМическое, то есть разумное начало новой цивилизации, под физическим Телом следует полагать ХАМическое, то есть биологический организм рода человеческого, а под Духом – ИАФЕТическое, т.е. его духовное начало. Отсюда: симическое начало в человеке – его Интеллект, хамическое начало – его животный организм, иафетическое начало – разумная душа человека.

Это есть три естественных начала единого целого, которое называется Жизнь (надо не забывать пришедшую из древности мысль, что Бог это и есть Жизнь, оттого и человек именно в этом смысле есть «образ и подобие божие»). Из таблички можно увидеть также, что источником иафетического начала является человеческое общество – Социосфера. Источником хамического (биологического) начала является живая природа – Биосфера, сфера жизни. Источником симического начала является – Ноосфера, сфера разума, космос. Из данного естественного подразделения единого целого на три сферы, становится понятным, почему арабо-исламские философы, мечтая сделать жизнь человека счастливой, искали истоки счастья в земном, социальном и философском (разумном) аспектах. Однако напомним, что, ставя при этом превыше всего философию и философов-пророков, именно им они поручали заниматься и политикой, то есть практической организацией социума «Счастливого Града». Если философия относится к сфере разума, то политика – к сфере духа. Отче же происходит такое объединение философии с политикой? Объяснить такое интуитивное движение мысли можно, если подробно рассмотреть в цветовых символах симическое, хамическое и иафетическое начала. Для этого рассмотрим все цветовые триады отдельно, начиная с симической, представляющей символ Сферы Разума.

Но для начала вспомним одно любопытное рассуждение из идеалистической философии Гегеля об идее триединства, твердо придерживающегося взгляда, что «Триединство есть всеобщая основа всего, что рассматривается в качестве истины…». (Гегель. Философия религии. М., 1977, Т. 2, с. 246). Согласно библии, человек «есть образ и подобие божье», стало быть, триединство присуще и человеку. И вот Гегель констатирует:

«Триединство внесено в отношение между Отцом, Сыном и Духом – это детско-непосредственное отношение, наивно-непосредственная, естественная форма… Абстрактный бог, Отец, есть всеобщее, вечная всеобъемлющая тотальная особенность. Мы находимся на ступени Духа, всеобщее включает здесь в себя всё. Другое, Сын, есть бесконечная особенность, явление. Третье, Дух, есть единичность как таковая. Но всеобщее как тотальность само есть Дух. Все трое суть Дух. В третьем, как мы утверждаем, бог есть Дух, но последний является также предпосылкой, третье есть также первое… Поскольку мы, таким образом, говорим о боге в его первом определении сообразно его понятию и отсюда переходим к другим определениям, то здесь мы уже говорим о третьем; последнее есть первое» (там же, с. 241).

Такова философско-религиозная точка зрения на идею Триединства Бога одного из самых авторитетных философов последнего времени: «Последнее есть первое», - и потому общий вывод: «Бог есть дух» (там же, с. 229). Уже на основании только этого суждения и вывода, становится понятной причина, почему философы вечно пребывают в оковах дуализма: ведь если первое и третье в идее триединства – есть одно и то же, стало быть, душа и разум в идее человека есть тоже одно и то же. И что доказывает данный факт констатации? Только то, что религиозное (теологическое) понимание и толкование идеи триединства всегда обречено сваливаться в дуализм, и если на этом философско-религиозном мнении остановиться, то проблема человека как человека никогда не будет решена. А стало быть, никогда не решится и главная проблема философии и быта - «поиск счастья» для человека. В дуализме изначально обозначилось противоборство лишь двух начал – плоти и духа, и потому борьба всегда будет с переменным успехом, однако перевес обречен оставаться за инстинктами плоти. В идее триединства против биологических инстинктов образуется мощная сила – союз интеллекта и разумной творческой души – они-то только и способны обуздать плотские инстинкты. Поэтому, обыкновенное здравомыслие не может и не должно соглашаться с религиозной догмой, и на стороне этого здравомыслия как раз и выступает дешифровка тайны «вечного договора» Творца с Ноем и его тремя сыновьями – Симом и Хамом и Иафетом - и его символа - «радуги во облаке». Именно здравый смысл говорит, что Сим и Иафет не одно и то же, а суть разные братья (иначе, зачем бы им называться по-разному). Стало быть, «распространение» Иафета в шатры Сима не есть факт, а скорее, апелляция к Творцу, оформленная в виде всего лишь пожелания разобиженного Ноя, что видно из текста фразы: «И пусть распространит Бог Иафета, и пусть поселит его в шатрах Сима…». А потому скажем, что фактическое поселение Иафета в шатрах Сима есть явление курьезное и временное, ибо не один раз уже было сказано пророками: «Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным». Тайна Вечного договора должна стать явной, и она становится таковою, благодаря обращению к символике цвета «радуги вечного договора»…

В начало…

 

Симическое начало

А теперь вернемся к нашей «радуге во облаке» и рассмотрим одну за другой все её триады, начиная с симической, представив её вот такой отдельной табличкой (6).

Таблица 6

 

   3. Фиолетовый

Сим - Ноосфера.

Сфера разума. Искусство.

Абсолютный Дух

 

   2. Черный

 

   1. Белый

Три цвета – белый, черный и фиолетовый прекрасно представляют космическую сущность симического (интеллектуального) начала человека. Именно космос определяет нам такие явления как Тьма и Свет, а с ними День и Ночь, имеющие противоположные цветовые символы. День определяется Светом, Ночь – Тьмой. Поэтому цвета: белый (Свет, день) и черный (Тьма, ночь), - прекрасно иллюстрируют их космическую сущность. Фиолетовый (или индиго) цвет звездного неба, есть естественный цвет космоса со стороны земного созерцателя. Он открывается нам только ночью, ибо днем мы видим только солнце и голубое небо, а не космос как таковой. Теперь мы, взирая на цвета, должны выявить, символом чего является тот или иной цвет в симическом (интеллектуальном) начале человека. Совершенно ясно, что белый цвет (свет) дня манифестирует, являет нам цвета живой природы и окружающей нас среды в соответствующий момент времени, радуя глаз или наводя тоску. Мы говорим, Искусство Живописи, вот что рождается в свете дня, и потому в соответствующей графе таблички помещаем запись, символом чего является белый цвет. Заметим по пути, что оставленные на полотнах художников пейзажи остаются в картинных галереях памятью и о творцах этих шедевров искусства живописи и памятью о былом состоянии любимых мест, с которых сняты их живописания. Память и искусство владениями цветовыми параметрами – вот цель искусства живописи, оно же - пища, необходимая для формирования и развития основы человеческого Интеллекта, добываемого через художественное воспитание – его подсознания…

Точно так же совершенно ясно, что черный цвет (тьма) манифестирует мрак ночи и абсолютное – космическое - безмолвие. В минуты тьмы и тишины любой звук будит воображение, и в нем рождаются образы, а с ними меняются психические состояния и эмоции. Но именно в безмолвии только и может родиться голос, звук, нота, мелодия, гармония звука, наконец, музыка. И потому мы говорим: черный цвет есть символ Искусства Музыки, будящего воображение и потому влияющего на психику и эмоции. А значит, и на общее состояние организма человека. Мы говорим, что музыкальное воспитание столь же необходимо человеку, поскольку, воздействуя на организм, оно невероятным образом способствует развитию сознания уже на уровне подсознания…

Фиолетовый цвет симической триады «списан» с ночного звездного неба и свидетельствует о том, что, созерцание космической картины рождает в голове не только образы и мелодии, но и будит мысль. Первые мифы древних народностей не зря изобилуют описаниями событий, происходящих де на небе, в космосе, заселенном целым сонмом богов, титанов и героев. Хотя Солнце и невидимо в ночном небе, однако именно с ним отождествляется имя Зевса, главного героя мифов Др. Греции. Здесь же другие боги с именами планет солнечной системы, звезд и созвездий. Не случайна и запись в Новом завете: «В начале было Слово…». Вполне возможно допустить, что первое слово явилось первому человеку ночью, во сне, в форме так популярного в Библии «гласа божьего». В сновидениях, как известно, сознание «отключено», но этого нельзя сказать о подсознании и бессознательном, которые наготове всегда. Не случайно и то, что у психологов (знаменитые тесты Люшера) фиолетовый цвет ассоциируется с мышлением. Поэтому и у нас, в табличке  напротив фиолетового цвета помечено: мысль, мышление, Искусство Слова…

На основании сказанного введем в табличку симического начала некоторые добавления и изменения:

Таблица 7

 

3. Фиолетовый

Космос. Мысль.

Умственное воспитание.        

 (Мышление. Искусство Слова)

 

Сим.

Интел-

 лект.

 

2. Черный

  Тьма. Ночь.

Музыкальное воспитание.     

 (Воображение. Искусство Музыки)

 

1. Белый

  Свет. День.

Художественное воспитание.  

(Память. Искусство Живописи)

Итак, симическое (интеллектуальное) начало новой цивилизации подразумевает сознательную работу над формированием сознания человека, через искусное воздействие на подсознание Искусством Живописи и Искусством Музыки и Искусством Слова, начиная (ясное дело) с дородового периода. Здесь же заметим, что именно на этот обязательный аргумент воспитания почему-то не обратили внимания ни философы античности, ни философы средневековья, как не обращают на него внимания и философы нового времени. Не обращают внимания потому, что и нынешние философы и ученые позволяют себе относиться к текстам Ветхого и Нового заветов, что называется свысока, не обращая внимания на их ключевые места. И напрасно…

Теперь скажем, что вовсе не случайно, начиная чуть ли не с Сократа, философы стали сами нуждаться и требовать от других определения понятий тех или иных вводимых терминов. И это понятно, потому что всякая наука начинается с формулирования понятия изучаемого предмета. Так и говорилось: есть понятие – есть наука, нет понятия – нет и науки (Сократ). Поэтому и мы, с введением нового слова «интеллект» должны побеспокоиться о его понятии. И мы делаем это, взирая на нашу Таблицу 7, очень легко и непринужденно: интеллект есть философская категория, определяющая способность человека отображать действительность при посредстве искусства Живописи и искусства Музыки и искусства Слова.

Теперь, когда мы получили определение понятию интеллект, надо сказать, что данная способность сама по себе не дается каждому человеку с рождением и потому, чтобы её приобрести требуется соответствующее интеллектуальное воспитание, разговора о котором, как таковом, мы тоже не заметили в трудах прежних философов.

Известно, что биологическим субстратом сознания является головной мозг животного.  Мозг человека изначально исполняет ту же функцию, что и мозг обыкновенного животного. Но только интеллектуальное воспитание при посредстве искусства живописи, искусства музыки и искусства слова способно сделать мозг человека средоточием интеллекта…

Не надо думать, что вера в бога способна заменить веру в интеллект человека на все века и для всех обитателей земли. Человек нуждается в свободе от всяких догм и рано или поздно, он добьется её и получит своё…

В начало…

 

Хамическое начало

Теперь обратимся ко второй триаде нашей радуги, три цвета которой – зеленый, голубой и синий – прекрасно иллюстрируют биологическую сущность хамического (плотского) начала человека. Обыкновенное здравомыслие подсказывает, что хамическое начало человека и общества идет от живой природы, от сферы жизни, от Биосферы. Среда физического выживания человека должна содержать в себе пищу. Физическому организму (животного) для жизни требуется, во-первых, воздух, чтобы живой организм мог дышать. Как известно, без воздуха живой организм не может прожить и нескольких минут. Во-вторых, организму требуется также и вода, без которой он не может прожить и нескольких недель. И наконец, в-третьих, ему нужна органическая пища для пищеварительной системы. Без пищи плотское тело организма человека может прожить лишь несколько месяцев, да и то если оно было здоровым. Легко предположить, что первая пища человека была растительного происхождения. Так же легко увидеть, почему в цветной триаде хамического начала сошлись вместе зеленый, голубой и синий цвета. Первый из них есть символ пищи растительного происхождения, второй символизирует воздушную среду дневного неба, а третий цвет есть символ водной поверхности на географических картах мира и на глобусе.

Таблица 8

 

 6. Зеленый. Раст.

Хам – Биосфера.

Сфера Живой Природы.

Субъективный Дух.

 

 5. Голубой. Воздух.

 

 4. Синий. Вода.

 

Итак, три цветовых символа Таблицы 8 показывают нам, что животной – хамической – природе организма человека для физической жизни требуются воздух, вода и биологическая пища, и он немедленно погибнет, если на какое-то время лишить его хоть одного из этих трех видов пищи. На этот факт надо обратить очень пристальное внимание, поскольку мы в обычной жизни, делая запасы пищи на зиму, совсем забываем, что первым делом надо думать о чистоте воздуха, которым мы дышим, и воды, которую мы пьем. Но еще более пристальное внимание следует обратить на то, что законы выживания везде одни. Это означает, что и для жизни (т.е. для нормального функционирования) интеллекта - симического начала – необходима интеллектуальная пища, предстающая в виде искусства Живописи и искусства Музыки и искусства Слова. Точно так же обстоит дело и здесь: при отсутствии хоть одного компонента, немедленно начинает деградировать и весь интеллект. На наш предварительный взгляд, в трех-четырех поколениях он способен исчезнуть окончательно.

И все-таки в значениях цветового символа хамического начала надо видеть еще один творческий аспект. Как известно, тело животного организма обладает способностью воспринимать среду органами чувств, отображать психически и выражать эмоциями. Стало быть, чувства и психика и эмоции человека – это и есть то, что наилучшим образом определяются цветовыми символами данной триады. Зеленый – чувства, голубой – психика, синий - эмоции. Без любой из этих трех вещей нельзя признать полноценно здоровым и человека. Согласно сказанному, в таблицу можно ввести некоторые изменения и дополнения.

Таблица 9

 

6. Зеленый. Раст.

мир.  Чувства.

Физическое развитие.                 

 (Здоровое Тело)

 

Хам.

Тело.

(плоть)

 

5. Голубой.

Воздух. Психика.

Психическое развитие.                 

 (Здоровая Психика)

 

4. Синий.

  Вода. Эмоции.

Эмоциональное развитие.           

(Здоровые Эмоции)

Можно говорить, что живой организм человека своим энергетическим началом обязан именно продуктам жизненного обеспечения, поступающим в его организм из окружающей среды. Именно пищевым продуктам - для переработки их пищеварительной системой, воздуху – для дыхательной и сердечно-сосудистой систем, воде – для поддержания также и температурного режима организма. Известно, что организм человека на 60% состоит из воды. Отсюда можно делать вывод, почему этот организм оказывается таким чувствительным к колебаниям температуры и состояния внешней среды – погоды. Эмоции погоды как бы передаются человеку, определяя и его эмоции, которым тоже присущи проявления страстей – своеобразных ураганов, громов-молний, нервных срывов, а затем и наступления минут покоя - штилей…

Как сказал поэт:

Дано мне тело.

Что мне делать с ним,

Таким любимым и таким своим?

За радость светлую дышать и есть и пить,

Скажите мне, кого благодарить?

                               О.Мандельштам

 

В начало…

 

Иафетическое начало

Наконец, обратимся к третьей триаде нашей «радуги во облаке», три цвета которой – красный, оранжевый и желтый – прекрасно иллюстрируют социальную сущность иафетического (духовного) начала человека.

Таблица 10


    9. Красный

Иафет – Социосфера.

Сфера социума. Общество.

Объективный Дух

 

    8. Оранжевый

 

    7. Желтый

Наверное, надо сразу отметить, что имя первочеловека Адам (краснозем) более всего выражено именно в данном тригоне отнюдь не случайно. Именно этим цветом библейский первочеловек выделяется из остального животного мира. И отличается он именно душой (в потенции - разумной душой). Красный цвет – цвет крови, поэтому не случайно уже в древних оккультных учениях кровь объявляется первым признаком и атрибутом души живого человека. Кровь – это явный атрибут и седечно-сосудистой системы, её капиллярами проникнута и орошается каждая живая клетка организма, образуя хромосомы генной системы. Но главное свойство сердечно-сосудистой системы – её деятельность в установленном ритме работы сердца. Причем так, что сердце должно пребывать в рабочем состоянии, и это состояние – постоянно. Отсюда и известный поэтический тезис: «Душа обязана трудиться – и день и ночь, и день и ночь…». Как заметил поэт, душа не только должна привыкнуть к этому рабочему состоянию сама, но приучить к нему и тело. Она должна заставить его буквально «пахать», «…а то придется с голоду сдыхать, объедки жрать, чужие грабить души». Как видим, полное совпадение с тезисом Гегеля, что «Дух – это деятельность, чистая деятельность». И простое здравомыслие подсказывает, что основой социальной жизни человека является трудовая и творческая деятельность. Чтобы испытывать эмоциональное  ощущение счастья, надо иметь определенные успехи в трудовой и творческой деятельности. Однако, чтобы эти успехи иметь, нужно быть подготовленным к их достижению. В свою очередь, подготовка заключается в обучении знаниям и практике их применения в реальной повседневной жизни, что достигается исключительно при посредстве работы разума и тела и души, через включение всякого индивида в общественные отношения. Маркс определил, что духовная сущность человека не есть некий абстракт, присущий тому или иному индивиду. В своей действительности это есть совокупность (ансамбль) всех общественных отношений. Определение стало классическим и потому абстрактным, потому что в нем не выделено того особенного, что характеризует именно общественные отношения. Не так уж и трудно к данному определению добавить те характеристики, которые и лежат в основе общественных отношений, про которые известно, что эти отношения – экономические, то есть хозяйственные. Исправляя эту неконкретность, мы говорим, что основу общественных отношений составляют трудовые и экономические и политические отношения. Чтобы показать слитность и нераздельность, трех этих вещей, пишем их через соединительный союз «и» без применения запятых, поскольку производственных отношений без любой из них попросту не бывает. А вот, чтобы показать, что труд и экономика и политика суть разные вещи, для этого и существует их цветовое отличие в «радуге во облаке». Так, желтый цвет является символом труда, оранжевый цвет – экономики, и красный цвет – символом политики. Стало быть, трудовые и экономические и политические отношения являются основой «совокупности всех общественных отношений», а стало быть, они являются основой духовных отношений человека в обществе.

И теперь на законном основании можно внести некоторые дополнения и изменения в нашу табличку

Таблица 11


9. Красный.

   Политика.

Политическое образование.       

 (Политика. Нравственность)

 

Иафет.

Разумная   

   Душа.

 

8. Оранжевый.

    Экономика.

Экономическое образование.      

 (Экономика. Чувство меры)

 

7. Желтый.

     Труд.

Профессиональное образование. 

(Труд. Знания)

После того, как мы нашли способ, как расставить все точки над i в природе человека, и причину того, почему Иафет распространился в шатры Симовы, можно говорить, что обнаружен путь развития тех усилий философов, которые были обвинены в утопизме своих учений в поисках счастья для человека. Но прежде всего можно говорить о том, что найден путь радикального решения едва ли не самой древней из всех - философской проблемы самопознания. Это случилось после того, как мы попытались раскодировать библейскую запись о «Вечном договоре» (завете) между Творцом и Человеком ноевой цивилизации, к коей мы и принадлежим, представленую в виде «радуги во облаке». Главнейшим доказательством новизны решения является факт выделения в природе человека забытого симического начала, под которым подразумевалось, как оказалось, Интеллектуальное начало природы человека, а равно - семьи и общества. В следующей таблице мы представим полученный результат расшифровки философской тайны человека.

Таблица 12


9. Красный.

   Политика.

Политическое образование.       

 (Политика. Нравственность)

 

Иафет.

Разумная Душа.

Дух.

 

8. Оранжевый.

   Экономика.

Экономическое образование.      

 (Экономика. Мера)

 

7. Желтый.

    Труд.

Профессиональное образование. 

    (Труд. Знания)

 

 

6. Зеленый. Раст.

мир. Чувства.

Физическое развитие.                 

 (Здоровое Тело)

 

Хам.

 Живая Плоть.

 Тело.

 

 

5. Голубой.

Воздух. Психика.

Психическое развитие.                

 (Здоровая Психика)

 

4. Синий.

Вода. Эмоции.

Эмоциональное развитие.           

(Здоровые Эмоции)

 

 

3. Фиолетовый.

Космос. Мысль.

Умственное воспитание.        

 (Мышление. Искусство Слова)

 

Сим.

Деятельный Разум

Интеллект.

 

2. Черный.

Тьма. Ночь.

Музыкальное воспитание.     

(Воображение. Искусство Музыки)

 

1. Белый.

Свет. День.

Художественное воспитание.  

(Память. Искусство Живописи)

 

Уже из этой картинки видна всё разительное несходство братьев (Сима и Иафета) ни по форме, ни по смыслу, а стало быть, видна и вся разница между разумным и духовным началом общества и человека. В основе духовного лежит разумный труд, разумное творчество, наконец, разумное профессиональное творчество, а основой интеллектуального является искусство. Так что через интеллектуальное воспитание человека через искусство живописи, искусство музыки и искусства слова, становится искусством и само творчество, сама деятельность человека как Человека. Более того, становится понятным и то, почему произошло «расселение» Иафета («красота») в шатрах Сима («имя, слава»). В семицветной радуге красный цвет и фиолетовый являются крайними и потому они «сошлись», но как было показано, они сошлись не в одном шатре, а в …сознании философов, полагающих, что «в бесконечности крайности сходятся» (Гегель). Именно мудрецы-философы и поспешили распространить Иафета в шатры Сима. Однако исследования спектра показывают, что «крайними» в нем являются инфракрасный участок спектра (белый цвет) и ультрафиолетовый (черный цвет), и которые действительно постоянно соединяются в чередованиях Света и Тьмы, дня и ночи. Поскольку смена дня и ночи есть явление космическое, что и послужило поводом соединить эти два противоположных цвета в триаду с фиолетовым цветом. В свое время П.Флоренский показал, что фиолетовый (индиго?) цвет ночного небосвода является нашему взору как результат «преодоления активным Светом сопротивления пассивной Тьмы». И вот мы готовы подвести черту и сделать окончательный вывод: проигнорировав библейский сюжет с установлением Вечного договора (завета) между Творцом и Человеком, как же можно было ожидать иного результата в братоубийственной истории человеческого общества? Не потому ли, что так мало общего находим мы в нем от этой жизнерадостной картины? Что общим-то у нас является всего одно лишь Хамическое начало, с его чувствами, психикой и эмоциями. А как исстари уже замечено: на вкус и цвет – приятеля нет. Оттого-то и все наши разногласия…

 


9. Красный

Политика

Иафетическое

начало

Разумная Душа.

 

8. Оранжевый

Экономика

 

7. Желтый

Труд

 

6. Зеленый

Чувства

Хамическое

начало.

Живая Плоть.

 

5. Голубой

Психика

 

4. Синий

Эмоции

 

3. Фиолетовый

Слово

Симическое

начало.

Интеллект.

 

2. Черный

Музыка

 

1. Белый

Живопись

 

Как мы выше говорили, Живая Природа существует в образе субъектов, её заселяющих; что Природа Общества – в образе заселяющего его «скопища» людей, а Природа Космоса существует в образе объектов, его заселяющих; и все это вместе взятое представляет собой предметный объективный мир. Иначе говоря, все это, первое и второе и третье, есть материя – материальное тело. Теперь осталось добавить, что по аналогии мы можем говорить, что все это разумно, поскольку во всем – в Живой Природе и в Природе Общества и в Природе Космоса - имеется свой определенный Смысл и своя Гармония. И мы замечаем, что еще не весь мир в его трех означенных ипостасях сотворен искусно! Бесспорно, его печать лежит на Живой Природе, то же обнаруживаем мы и в Космосе. Но этого мы не обнаруживаем в полной мере пока лишь в Обществе! Данные факты говорят о том, что Искусство должно быть отличительным фактором и в Природе Общества, лучшие представители которого добиваются привнесения в него гармонии и вечной счастливой жизни для всех людей. Чтобы соединиться с Искусством Природы и Искусством Космоса, необходимо, чтобы и Общество обрело печать Искусства. Этого можно добиться только при условии овладения Искусством каждым индивидом этого Общества. А чтобы овладеть Искусством каждым индивидом, необходимо ему обучать, чтобы каждый из людей мог стать искусным мастером своего Дела. Для достижения всего этого необходим соответствующий уровень развития его Разума и Тела и Души. Но чтобы никогда больше не путать Деятельный Разум с Разумной Душой, как это случалось у философов античности и арабо-исламского средневековья (да и нынешние ничем не отличаются в этом от них),  мы должны заменить раз и навсегда слово «Разум» на слово «Интеллект». Термин «разум» является абстрактным по содержанию и в отношении человека не может быть конструктивным началом уже по определению. А термин «интеллект» есть конкретное понятие, особенность которого мы внесли в его научно-философское определение: Интеллект есть философская категория, определяющая способность человека отображать действительность при посредстве Искусства Живописи и Искусства Музыки и Искусства Слова. Это означает, что человек должен свободно общаться с себе подобными не только речью, через искусство слова. Общение будет более плодотворным, когда человек освоит все три данных ему природой языка: язык художественной живописи, язык художественной музыки и язык художественного слова. Более того, данное определение интеллекту как Первому Началу Человека позволяет сформулировать и само понятие термина «человек»: это есть философская категория, определяющая человеческого индивида Личностью, гармонично развитою в интеллектуальном и физическом и духовно-социальном отношениях.

Ведь то существо, что у людей общепринято называть «человеком», вовсе не означает, что это и есть действительно человек, а «не одноголовое животное о двух ногах и без перьев». Тем более что в истории рода человеческого достаточно примеров, когда это существо творило в отношении других человеческих существ такие дела, после которых оно совершенно не подпадает под название «человек». После всех примеров такого рода можно сделать и окончательный вывод: ни одному из живых существ, кроме человека, не по силам различить эти три вещи - Интеллект и Тело и Душу - не только в себе, но и в других людях. И потому никакая более земная тварь не способна иметь это чудо человеческой природы – Божественный Интеллект! Добавим лишь, что доказывать истинности такого заявления нет никакой особой необходимости, ибо его истинность, как говорится, лежит на поверхности – она всегда перед глазами. Именно эту истину являет собой прекрасный и вечный библейский символ – «радуга во облаке»…

В начало…

 

Некоторые выводы…

Данную работу я назвал: «Сказание о Любо-Граде – Царстве Цвета, Тьмы и Света». Несомненно, она имеет достаточно выраженный оттенок амбициозности, в виде, претензии на некую истинность в познании человека (в частности в решения проблемы самопознания). Работа состоит из двух частей: констатирующей, в коей приведены ссылки на известные имена философов арабо-исламского средневековья, от аль-Фараби до Ибн-Рушда, продолживших известную традицию философов античности по проектированию государства будущего, и развивающей. В этой части изложено основное отличие нового взгляда на проблему человека от всех предыдущих. Я называю это «хроматической, или цветогонической концепцией в философии человека». Справедливости ради следует сказать, что идея «хроматизации» человека не нова, и в качестве примера я приведу здесь выписку из своей исследовательской работы «ЕСЛИ ВАШ РЕБЕНОК ГЕНИЙ!» (Члб., 2001).

Итак: «УРОК 6:  Эдвин Д. Бэббитт: “ПРИНЦИПЫ СВЕТА И ЦВЕТА”

         Эта книга увидела свет тоже в Х1Х веке и вызвала широчайший резонанс не только у себя на родине (сначала в Англии, а потом, после переезда, и в США). Её автор, Эдвин Д.Бэббитт, конечно же, известен в России не так, как выше перечисленные имена. Но вот что касается его данной работы о принципах света и цвета, то можно со всей ответственностью назвать ее грандиозным гимном учению о свете и цвете, звучащему у него воистину как некая цветогония, или даже цветогоническая симфония, которая однажды возникнув в голове автора, захватила его душу и все существо. Вот как представляет автора книги один из его почитателей: «В 1869 году, будучи сорока лет от роду и вот уже четверть века ревностным прихожанином Пресвитеранской церкви, он обрел поразительные свидетельства истин Высокой Духовности и стремительно расширил свой кругозор настолько, что пришел к восприятию вселенской религии, которая “признает истины всех святых писаний и почитает пророков всех народов”. Такова уж растворяющая сила духовной истины, что в своем тигле она переплавляет все предрассудки и просветительские течения, отделяя шлаки и оставляя лишь чистое золото. С унылых полей ограниченного церковного вероучения к вселенской свободе, - вот какова была эта разительная перемена, и разум доктора Бэббитта отбросил прочь все шоры, препятствовавшие его развитию. В отличие от многих иных, кто, осуждая церковь, вместе с проповедуемыми ею Божественными заповедями морали, бросается в разнузданный разгул, принимаемый ими за свободу, он сохранил любовь и благоговение к добру и чистоте и стойко хранил в себе чувство высокого долга, являющегося одним из бесценнейших достоинств христианства» (с.13).

         В представлении книги на русском языке, увидевшей свет только в 1996 году, говорится, что книга «…произвела ошеломляющий эффект, подлинный фурор в медицинских кругах, сделав автора одним из самых удивительных людей, как для своего времени, так и на многие десятилетия спустя» (с.14). Говорится и о том, что «Тема практики свето- и цветотерапии практически не освещалась до сих пор в русско-язычной литературе. Несмотря на несколько старомодный стиль этой книги, выводы и рекомендации относительно исцеления при помощи света, пропускаемого через цветные стекла, расположения человека в пространстве во время сна и работы и многого, многого другого – потрясающе современны, точны и свидетельствуют о безусловном видении автора. Поэтому ничуть не удивителен вновь вспыхнувший на Западе интерес к Бэббитту и многочисленные переиздания этой его книги. Надеемся, что она завоюет популярность и у нас, в результате чего станет больше здоровых людей, меньше лысых мужчин,  лучше станут расти растения в оранжереях, быстрее будут срастаться сломанные кости, ниже станет детская смертность и так далее…» (с.4).

         Уже только на основании данного представления вполне можно рисовать в своем воображении, что значит содержание книги о принципах света и цвета для тех, кто смог по достоинству оценить ее практические результаты. Если бы в словарях русского языка был термин «цветизация», равный по смыслу слову«хроматизация», то при помощи его, пожалуй, можно было бы характеризовать деятельность Бэббитта не иначе, как процесс цветизации человека и общества в целом. Настолько фундаментальное значение придает он своему «хроматическому» учению. По сути, он первый, кто столь масштабно явление цвета применил к природе человека в лечебных целях.

         Ведь во всех выше приведенных Мистериях, Мифах, Учениях и Философиях видно, что речь и спор идет о природе цвета как явлении в окружающей человека Живой Природе. На фоне всего этого, пожалуй, можно отметить лишь упоминаемую Мэнли П.Холлом «Пифагорейскую теорию музыки и цвета», в которой рассказывалось о применении Пифагором музыки в терапевтических целях. «Хромотерапия», «хромохимия», «хромопатия», «хромофилософия», «хромодинамика», «хромоментализм» – вот какие темы сформулировал Эдвин Д.Бэббитт и достаточно легко и популярно, а местами и по-боевому, разобрался со своими оппонентами на страницах своего увлекательного учебника. Например, некий доктор Бирд, затребовал от автора нового учения о цвете фактов. Напомнив, что «факты суть аргументы Господа», он подверг сомнению всю теорию Бэббитта: «Ни одно человеческое существо никогда не обладало и неспособно обладать никакими иными свойствами, кроме тех, какими наделен весь род человеческий». На что тут же получил исчерпывающий ответ: «Разве неизвестно доктору Бирду, что человеческий разум постигает бесконечность и что большая часть человеческих возможностей остается нераскрытой, развившись до уровня, лишь едва превышающего животный, тогда как способности, получившие развитие в самое последнее время, связаны именно с тонкими энергетическими (духовными) силами? Статистика свидетельствует, что 17 процентов жителей Эдинбурга не различают цветов, а в России их еще больше…» (Вот ведь как обстояло дело с восприятием цвета у россиян в конце Х1Х в., - А.М.). Однако, сочтя, что этого мало, Бэббитт продолжает: «…Этим и многим другим джентльменам, усвоившим их методы, я бы сказал:Слепцам надлежит хранить смирение и не указывать тем из нас, кто наделен зрением, но учиться, сидя у наших ног”. Мы же в свою очередь, сев у их ног, станем учиться у них тому, в чем их познания выше наших. Таким всегда должен быть дух философов, для которых истина превыше всего, а едкие эпитеты, применяемые вопреки всякому здравому смыслу, должны подобно бумерангу обрушиться на головы ниспровергателей» (с.220).

      Вот почему не приходится удивляться тому, что «Принципы света и цвета» стали классическим трудом в своей области. Вскоре после опубликования эта книга привела к возникновению многочисленных «колледжей», «школ» и  «культов», многие  из  которых живут и здравствуют по сей день. Человеческой природе, похоже, свойственно верить в эффективность и целительное воздействие света и цвета, и Бэббитт, более чем кто-либо другой, стал пророком, лидером и воплотившимся святым этого учения» (с.15).

Да, Бэббитт совершенно уверен, что «…в цвете, свете и прочих тонких силах заключается основа высшей философии лечения, которой предстоит править в будущем и которая исходит из того, что к высшей природе человека, являющегося венцом известного нам мироздания, применимы одни лишь тонкие элементы. Грубые же элементы его природы могут развиваться посредством пищи, либо того, что можно назвать лечебным питанием» (с.159).

Обратим внимание: «Целительное воздействие света и цвета» на человека! Цвет и свет как главный предмет «высшей философии лечения»! Такой ярко выраженной направленности «животворного» потенциала света и цвета на восстановление и укрепление здоровья человека, пожалуй, еще не было ни у кого из всех, кто на эту тему размышлял или сочинял. И это тем более показательно что, как можно понять из текста книги, именно Бэббитту - первому принадлежит теоретическая мысль об …атомной бомбе, которую он мысленно соорудил, на основании своего  видения внутренней структуры атома.

Судите сами: «Атом представляет собой миниатюрную модель вселенной», – пишет он. «Если бы один лишь атом можно было увеличить до размера человеческой головы, сконструировав его из какого-либо материала в миллион раз более прочного, чем любой из ныне известных на земле, и чудовищный водоворот сил закружил бы по его спиралям, обычно вибрирующим со скоростью в несколько сот триллионов раз в секунду, то каков бы был результат? Помещенный в центре Нью-Йорка, такой атом создал бы такой гигантский смерч, что все величественные здания, корабли, мосты и ближайшие города с населением почти два миллиона человек были бы сметены с лица земли и унесены в просторы неба» (с.46)!

До Хиросимы и Нагасаки оставалось почти 50 лет! Жизнь и смерть – они всегда рядом, но Бэббитт свою жизнь посвятил оздоровлению жизни других людей, и в этом его несомненное превосходство над теми, кто избрал делом своей жизни служение смерти, изощренно работая над все более совершенными орудиями уничтожения и самоуничтожения, оправдывая свою деятельность патриотизмом, служением народу, родине. И что мы теперь имеем, кроме того, что можем уничтожить все живое на Земле на несколько раз? Но поражает и то, что, именуя природу человека «высшей» и «тонкой», он предвосхитил возникновение и развитие новой медицинской науки - гомеологии.

Есть такой медицинский термин – «гомеопатия», и есть гомеопатический метод лечения человека. Когда знаменитый доктор Ганеман учреждал эту новую науку и практику лечения болезней малыми дозами тех лекарств, которые в больших дозах способны вызывать в организме здорового человека явления, подобные признакам данной болезни, то оказывается, что и он руководствовался  представлениями  философов  древности, одно  из которых  гласит: «подобное лечится подобным». Если вдуматься в смысл изречения, то невозможно избавиться от ощущения, что в качестве подобного природе света и цвета доктор Бэббитт избрал природу человека. То есть по-Бэббитту получается, что человек подобен свету и цвету. (И как же не вспомнить и не привести здесь ветхозаветные слова о «радуге во облаке как вечном договоре между Мною и Человеком и всякой тварью живою» и знаменитые новозаветные слова: «Опять говорил Иисус к народу, и сказал им: «Я свет миру; кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни»; или: «Доколе свет с вами, веруйте в свет, да будете сынами света»; или: «Я свет пришел в мир, чтобы всякий верующий в Меня не оставался во тьме». /Ин. 8.12, 12.36,45/. Или слова Гермеса Трисмегиста о Свете как «доме человека» и «семи Кольцах», через которые человеку предстоит подниматься в бессмертие).

И вот Эдвин Д.Бэббитт подобное (человека?) стал лечить подобным (светом и цветом?) и получил впечатляющие результаты. Причем задействовал он для этого не только известные ранее семь цветов радуги (семь Колец?), но еще добавил к ним ультрафиолетовый и инфракрасный цвета, оказавшиеся наиболее эффективными. Заметим, что о них как Ньютон, так и атаковавшие Ньютона Гёте и Гегель даже не упоминают (хотя оба эти цвета были открыты учеными уже после Ньютона, в 1800-1801 годах, но еще при жизни и великого Поэта и великого Философа). Похоже, что свое достижение Бэббитт оправдывает уровнем своего интеллекта и своей души, ибо в последней главе он воздает им должное, провозгласив это следующим образом: «Дерзнем ли мы отворить еще одну дверь, ведущую за пределы обычной физической жизни? Более того, приблизимся ли мы к святая святых и предстанем ли пред светлый лик самого Разума? Мы с благоговением взираем на великий храм, на гору, на мир. Но Интеллект более велик, чем всё это, ибо он способен измерить и взвесить целые миры и охватить пространство, в тысячи раз превышающее размах их орбит. Интеллект или Разум – это душа, проявляющая себя через тело, а душа, будучи искрой Бесконечности, и сама столь же бесконечна» (с.213).

         Итак, из этого урока мы узнали о принципах света и цвета Эдвина Д.Бэббитта и его впечатляющем методе исцеления подобного подобным, то есть человека – светом и цветом. В своем учении он руководствовался «гармоническими законами Вселенной» и все цвета подразделял на «триады основных и составных цветов». В качестве основной триады Бэббитт называл красный, желтый и синий цвета и говорил, что из них «практически можно получить все остальные цвета, кроме фиолетового». Фиолетовый цвет у него оказывается выпадающим из общего порядка цветов. По его мнению «фиолетовый цвет невозможно произвести ни одним сочетанием двух пигментов» (с.36)». (См.: А.С. Матурский. Если Ваш ребенок Гений! В пяти частях. Часть II. Цветогония. Члб. 2001. с.26-29).

Хотелось бы сразу отметить одну важную деталь в этом отрывке. Известно, что буквально все авторы Добродетельных Градов арабо-исламского Средневековья являлись по роду своих профессиональных занятий целителями, то есть врачевателями людей от физических и психических недугов. Надо полагать, что именно это обстоятельство явилось следствием и того, что действительной причиной всех людских болезней и несчастий являются общественные (социальные) условия их жизни. Они пытались лечить общество в целом, ставя предводителем этого нового Града мудреца-философа, который де и должен научить всех жить счастливо. А вот Эдвин Бэббит взялся исцелять природу человека природой цвета и получил впечатляющие результаты, подтверждая старую истину, что подобное лучше всего лечится подобным. Но ведь еще до Э.Бэббита миру объявился великий гуманист В.Гюго и заявил, что он нашел главную причину всех несчастий человека, своего рода «иерархию бедствий». Эту иерархию он описал так: «Первый уровень бедствий - это власть королей, угнетающих народ; второй уровень бедствий - это война, третий - чума, четвертый - голод, а над всеми этими бедствиями - глупость людская». Как видим, «глупость людская» предстает как главная реальность, обеспечивающая человеку всю иерархию бедствий, преследующих его во всей истории существования. Однако вовсе не достаточно признать глупость людскую главным бедствием человека, - гораздо полезнее увидеть, что во всяком современном обществе против этой "реальности" выставлена специальная организация, первой и последней задачей которой является обнаружение и немедленное уничтожение этой реальности. Данная организация называется государственной системой образования с ее Академиями, университетами, институтами и прочими просветительскими учреждениями, исследовательскими кафедрами и лабораториями. Вывод простой: если мы видим, что при всем этом великолепии, глупость людская, как и прежде, оказывается наверху, сие означает, что выше означенная организация не исполняет своих прямых обязанностей. Следовательно, должен быть поставлен вопрос о ее соответствии тем средствам, которые выделяются на ее содержание для исполнения основной задачи – дать человеку и обществу полноценное интеллектуальное воспитание. Однако такой простой задачи системе образования еще никогда и никто из вышестоящего начальства не ставил, а все инициативы снизу, как известно, ей не указ…

Но вернемся к заглавию нашей работы, которое звучит как «Сказание о Любо-Граде». Уже само заглавие предполагает, что возможно такое состояние Добродетельного Града аль-Фараби или Духовного Града Чистых Братьев, Справедливого Града Абу-Али Ибн-Сины или Совершенного Града Ибн-Баджи, или Добродетельного Града Ибн-Рушда, когда в этом Граде царит любовь. Ведь ясно, что если нет любви, то не может быть и продления жизни. Стало быть, все дело в любви? Но что такое любовь? Исходя из дуалистических представлений, это есть особое состояние тела и души человека, когда они стремятся к соитию с противоположным полом. В основе такого явления лежат инстинкты и ничего более, хотя поэты, писатели и философы пытаются начинить сам процесс любви всевозможными переживаниями и состояниями, страстями и влечениями и прочими прибамбасами якобы высших чувств и соображений. На самом же деле ближе к истине оказываются те из философов, кто в любви видят проявление Истины Триединства. С одной стороны, эта истина выступает как Он и Она и То, Что Выше их (То, Что и привело их к соитию – назовем это словом «Бог-Отец»), а с другой, она выступает как Он и Она и То, Что Ниже их (То, Что должно быть после соития – назовем это словом «Бог-Сын»). «Крайностями» здесь выступают То, Что Выше их – «Бог-Отец», и То, Что Ниже – «Бог-Сын», которые в известном смысле есть одно и то же! («Я и Отец –одно!», - так сказано и в «Благой вести» Писания). Только Истина Триединства и есть основное содержание любви. Той любви, о значении которой для человека П.Флоренский в «Столпе истины» распространился известными строками из Нового Завета:

“Если я языками людей глаголю и даже ангелов,

- любви же не имею, 

являюсь медью я звенящей, иль кимвалом звучащим.

И если пророчество имею, и знаю тайны все я, и всю науку.

И если веру всю имею, чтоб горы преставлять,

- любви же не имею: нет пользы мне.

И если все раздам имущество свое,

и если тело я предам свое огню, чтоб быть сожженным мне,

- любви же не имею: нет пользы мне".

Счастье человека философы видят в любви. Сначала в любви к богу, потом к самому себе, а затем и «к ближнему своему как к самому себе». Но что такое любовь, «…что движет солнце и светила» (Д.Алигьери)? И которой «…все возрасты покорны» (А.Пушкин)? И которой ненависть «…родная и даже вечная сестра» (Р.Рождественский)? Всем определениям любви, которые имеются в словарях психологов (инженеров душ) или философов и писателей, хочется противопоставить одно из изречений мудрецов древности, извлеченное из книжки Л.Маленковой ЧЕЛОВЕКОВЕДЕНИЕ» (М., 1993) со ссылкой на III век до нашей эры. Вот оно:

"Три источника имеют влечения человека: тело, душу и разум.

Влечение ума порождает уважение.

Влечение души порождает дружбу.

Влечение тела порождает желание.

Но только соединение трех влечений порождает любовь" (с.88).

Допустим, что этому определению уже более 2-х тысяч лет, и его цитируют, желая лишний раз блеснуть авторской эрудиции, мол, и с этим определением мы знакомы, так что ничем нас не удивишь. Но обратим внимание на тот поистине удивительный факт, как четко в этом определении разделены ТРИ таких важных понятия как РАЗУМ, ДУША и ТЕЛО! Здесь совершенно отчетливо видно, что у мудрецов древности «ум» и «душа» не «одно и то же», а суть разные вещи. И вот эти поразительные характеристики того и другого: ум нуждается в уважении, а душа – в дружбе!

Может быть, причина лежит в неточном переводе с арабского или индийского языка на русский, и переводчики не нашли различия в словах разум и интеллект, полагая эти слова синонимами, в то время, как мы показали, что интеллект представляет собой понятие, несоединимое с понятием разумная душа. И доказывается данный факт только различием в символах Цвета, чего мы не нашли, однако, ни у одного из философов и ученых всех времен.

Поэтому, анализируя утверждение, что влечение ума должно порождать уважение, приходится удивляться интуиции древних, поскольку владение искусством живописи, искусством музыки и искусством слова способно вызывать именно уважение к личности, интеллект которой более невозможно доказать ничем, кроме как отношением к искусствам. Как говорил Н.Кузанский (1400-1464): «Человеческий интеллект, пребывая в себе единым и невидимым, по-разному обнаруживает себя зримым образом лишь в своих разнообразных искусствах и в разнообразных произведениях этих искусств, хотя во всех остается совершенно непознаваемым для всякого ощущения»!

То же самое о влечении души, порождающей дружбу: совместная деятельность, совместные интересы в экономических результатах труда, совместная борьба за справедливость - все это вкупе и составляет основу дружественных отношений между и полами. Однако народная мудрость говорит: "Не полюбишь телом, не полюбишь и делом". Данная мысль тоже имеет глубокий смысл, и он многозначен. Выделим лишь очевидное. Здесь влечению тела, вызывающему желание физической близости, противопоставляется д е л о как духовная функция, но без интеллектуального подкрепления. То есть взаимодействуют лишь тело как источник желания (вожделения), и душа как источник дружбы в совместных увлечениях или занятиях. Часто дружбы лишь потенциальной, поэтому равновесие здесь всегда хрупкое, если нет удовлетворения еще и в интеллектуальном плане (уважения). Здесь как в законе треугольника: сумма сторон всегда больше третьей стороны, и если этой "суммы" нет, то рушатся и семьи, и судьбы людей. Поэтому так важно не пренебрегать ни одной из сторон «треугольника любви», ни одним из трех влечений, способных вызывать уважение, желание близости и дружбу. Это означает, что если мы хотим видеть своих детей счастливыми в их любви, то должны своевременно позаботиться, чтобы их разумно-телесно-духовные потребности и способности были развиты гармонично и глубоко…

Чтобы добиться желаемого результата, мы и предлагаем читателю по мере сил перебираться в наш «Любо-Град – Царство Цвета, Тьмы и Света», сначала памятью, воображением и мыслями, а потом – душой и телом, делая это тем искуснее, чем дальше будет продвижение.

В начало…

 

Заключение

Предвижу, что у определенной части читающей публики начнет сводить скулы, может быть, даже - «до скрежета зубов»: дескать, опять ей предлагают утопическое зрелище о «месте, которого нет» и не может де быть. Для такой публики именно так дело и обстоит, поскольку на первом месте у неё – не теория, а лишь начитанность и многознание, которое всегда способно породить из себя всего лишь сомнение и скепсис. («Многознание уму не научает», вспомним мрачное предупреждение Гераклита /«темного»/). Другая часть читателей всегда спешат и потому способна воспринимать лишь поверхностное впечатление, которое всегда схватывается лишь «по диагонали» прочтения. Но именно среди этой публики оказываются и те единицы (3%), у которых вдруг возникает интерес к каким-либо местам схваченного материала в целом. Может быть, и не сразу, но они возвращаются к этим местам, и перечитывают их уже более внимательно. Ясно, что они чего-то ищут. А как известно, кто ищет, тот найдет. А далее начинается процесс, хорошо описанный одним из любителей скорочтения и философских выводов: «Беспорядочное чтение книг по традиционной и современной теориям организации, само по себе ничего дать не может. Но широта и глубина мышления, развивающиеся благодаря чтению, будут способствовать созданию подлинного понимания и действительно помогут применять на практике искреннюю философию администрирования, которая может принять вызов делового мира завтрашнего дня…» (Э.Кох). Именно так: всякое сказание или предсказание о идеальном государстве предполагает его практическую организацию и администрацию, инициаторы которой обязаны знать главный предмет любой общественной организации, который (предмет) и есть ЧЕЛОВЕК. Но кто сегодня может искренне похвастаться знанием человека как ЧЕЛОВЕКА с Большой Буквы? По крайней мере, один из самых глубоких знатоков данной проблемы - А.Гусейнов, доктор философии, член-корр. РАН, и проректор Института философии РАН (г. Москва), заставляет нас сильно сомневаться в положительном ответе на этот коварный вопрос содержанием своей статьи «Что же мы такое?». В журнале «Человек» ученый пишет:

«И тем не менее, ответа на вопрос, “Что такое человек?” у нас нет. Дело даже не в том, что мы не имеем такого ответа. Быть может, даже неправильно требовать и ждать его, ибо если все науки есть в той или иной степени науки о человеке, то ответ на вопрос “Что такое человек?” был бы равнозначным завершению познания. Дело в том, что о человеке мы знаем, пожалуй, меньше всего. Меньше, чем о невообразимо далеких скоплениях звезд и исчезающе малых частицах. Но даже и не это обескураживает сильнее всего. Самое странное и заслуживающее самого пристального внимания обстоятельство состоит в том, что сегодня о человеке мы знаем вряд ли больше, чем две с половиной тысячи лет назад, когда была сформулирована исследовательская и жизненная установка: “Познай самого себя”» (Человек. 2001, №2, с.5).

Внимательный и терпеливый читатель нашего опуса, наверное, уже заметил, что у нас определился вполне оптимистический вариант прочтения «природы человека», при этом сделано это было с библейского текста. Не зря восточная мудрость подсказывает: «Не ищите новое, ищите вечное!» Ведь никто толком не знает, когда создавался Ветхий завет, когда, кем и сколько раз он редактировался, как никто не назовет точного места его первого появления. Из одних источников известно, что это древнейшее учение носило название «Яхвист», из других, - «Элохист». В третьих упоминается название «Жреческий кодекс». Авеста, Шумеры, Аккадская культура, остров Пасхи с его потрясающими воображение идолами, долина Наска с её гигантскими рисунками, - не звенья ли это одной цепи культур и цивилизаций, и как далеки все они от первого дня творения?  Одно остается неизменным: во всех указанных вариантах сведения о Вечном завете (договоре) между Творцом и Ноем с его тремя сыновьями и его цветовом символе в виде радуги во облаке остаются идентичными, о чем мы узнаем из книги знаменитого толкователя Библии А.Азимова - «В начале» (М., 1989), и из книги комментатора Книги Бытия И.Шифмана - «Учение. Пятикнижие Моисеево. От бытия до откровения» (М., 1993).

Здесь хочу обратить внимание на мысль А.Гусейнова, что «…если все науки есть в той или иной степени науки о человеке, то ответ на вопрос “Что такое человек?” был бы равнозначным завершению познания». Позиция столь маститого ученого и философа вызывает, по меньшей мере, удивление. Разве дело не обстоит как раз наоборот? По нашему разумению, для того и возникла эта жизненная установка, «Познай самого себя», чтобы, познав природу человека, можно было сознательно управлять системой воспитания и образования, направляя педагогический процесс в нужное для человека русло, а не вслепую, как сейчас. Наоборот, с ответом на вопрос «Что такое человек?», начнется организационный бум в теории и практике, в науке и в политике, поскольку станет ясным, что для человека «поиск счастья» обретет новый статус, а общество получит мощный новый импульс для саморазвития. Как говорил Платон:  "…стоит только дать первый толчок государственному устройству, и оно двинется вперед само, набирая силы, словно колесо. Ведь правильное воспитание и обучение пробуждает в человеке хорошие природные задатки, а у кого они уже были, то благодаря такому воспитанию становятся еще лучше - и вообще, и в смысле передачи их своему потомству, что наблюдается у всех живых существ".

При правильной организации системы воспитания и образования все будет иначе, ибо с решением проблемы человека, становится ясным, как можно и должно реформировать систему образования, чтобы с её «конвейера» сходил не просто человек как homo sapiens – разумное существо. Это будет действительно Личность, гармонично развитая в интеллектуальном, физическом и духовно-социальном отношениях. Это будет красивая, очень красивая личность: ведь она будет выполняться в точном соответствии с «Вечным договором» мудрецов древности, оставивших для потомков «божественный завет» в образе «радуги во облаке». Скажите, пожалуйста: есть ли что-либо прекраснее вот этого прекрасного зрелища?..

 


9. Красный

Политика

Иафетическое начало.

Разумная Душа.

 

8. Оранжевый

Экономика

 

7. Желтый

Труд

 

6. Зеленый

Чувства

Хамическое

начало.

Живая Плоть.

 

5. Голубой

Психика

 

4. Синий

Эмоции

 

3. Фиолетовый

Слово

Симическое

начало.

Интеллект.

 

2. Черный

Музыка

 

1. Белый

Живопись

 

 

Теперь вернемся к первым страницам нашего сочинения, где мы «уличили» философов арабо-исламского средневековья в однобокости подхода в своих исследованиях возможной организации добродетельного государства. И выявили, что эта однобокость – в философском восприятии и отображении действительного мира, основанного лишь на логике мышления. Сим актом, повторенным во многих поколениях философских учений, школ и направлений вплоть до нашего времени, нивелировался, потерялся, исчез фактор интеллектуального, в котором мышление является лишь одним из ТРЕХ ЕГО ПАРАМЕТРОВ. И потому в логике философского мышления постепенно исчез цвет окружающей среды  - цвет Живой Природы и Живого Космоса – исчез, как в памяти, так и в воображении. С таким бесцветным («серым») мышлением как-то подзабылось, что слово «Адам» означает «Цвет», что «Ева» означает «Жизнь» и что эта жизнь вечна, пока вечен также и цвет в хромосомах живой клетки живого организма. Потому и нынешние философы не ценят Цвет, не ищут философского объяснения его живой природы, не ищут, стало быть, и истины, которая таится в тайне Живой Троицы, скрывающейся в тайне библейского символа Триединства, известного как «Бог-Отец и Бог-Сын и Бог-Дух Святой». Как будто они не видят, что речь идет о центральном пункте живой природы человека, неизменными атрибутами которой являются «отец и мать и дитя». Сравнивая две эти «троицы» (библейскую и житейскую), нельзя не заметить, что вся разница в них та, что на место матери семейной троицы в Святой Троице поставлен Дух Святой. Почему Дух Святой помещен («распространен») в «шатры Матери» в Святой Троице? – вот вопрос, который должен занимать умы философов не меньше, чем вопрос, почему Ной просил Бога «распространить Иафета в шатры Симовы». Проблема Матери есть проблема Женщины, а стало быть, и проблема «Святой Троицы». В которой, однако, этой проблемы нет, потому что «нет» там и Бога-Матери - Женщины. Нет в религии, значит, нет и в науке. Нет этой проблемы, стало быть, и в Правительстве. И не потому ли с возрождением религии в России, сотни тысяч её далеко не худших гражданок – потенциальных матерей - заполонили публичные дома, отели и притоны окрестных стран просвещенной Европы и стран мусульманского Среднего и Ближнего Востока. Другая не меньшая часть ушла в наркотики, алкоголизм, табакокурение и в бизнес. Таким образом, вскрывается тот нелицеприятный факт, что ни философам, ни ученым и ни власти нет дела до того, почему нынешняя буржуазная цивилизация является абсолютно безбожной, какой бы религией она ни прикрывалась. И происходит сие уже только потому, что до сих пор творцы этой буржуазной цивилизации с легионами ее защитников от науки и религии не желают проникнуться обыкновенным здравомыслием. Хотя бы для того, чтобы с этой позиции обратиться к высшей мудрости Ветхого завета, скрытого в части его «Вечного договора», и чтобы еще и еще раз проникнуться жизненной задачей понимания его глубочайшего смысла. И увидеть, что Вечный договор вполне достоин того, чтобы выучить его наизусть уже в школе, и потом повторять, по крайней мере, не реже чем мы повторяем для чего-то знаменитый христианский речитатив: «Отче наш, сущий на небесах, да святится Имя Твое…». Может быть, хоть тогда действительно навсегда исчезнет угроза очередного потопа, или глобальной катастрофы…

Повторять так, как каждый день стараюсь делать это я:

"И сказал Бог Ною и его сыновьям с ним, сказав: "А Я, - вот, Я постановляю Мой договор с вами и с вашими потомками после вас, и со всякой живою душою, которая с вами, - что птицы, что скот и что всякий зверь земной с вами, от всех вышедших из ковчега до всех земных зверей. И Я постановляю Мой договор с вами, и не будет больше потопа, чтобы опустошать землю". И сказал Бог: "Вот знамение договора, который Я устанавливаю между Мною и вами и всякой живою душою, которая с вами, на поколения вечные, - Мою радугу Я становлю во облаке, и она будет знамением договора между Мною и землею. И будет в Моем облаке, облаке над землею, и будет видна радуга в облаке, и Я вспомню Мой договор, который между Мною и вами и всякою живою душою, и не будет больше вода потопом, чтобы истреблять всякую плоть. И будет радуга в облаке, и Я посмотрю на нее, чтобы вспомнить вечный договор между Богом и всякой живою душою, всякою плотью, которая на земле!" И сказал Бог Ною: "Вот знамение договора, который Я постановляю между Мною и всякою плотью, которая на земле".

И заметим еще раз: Мой договор, знамение договора, радуга в облаке – данные словообороты, повторенные по три раза в одном монологе, могут говорить только об одном: они не произвольны, не случайны, а наоборот – законосообразны. Потому что в них скрыт сакральный смысл, который надо искать. Мы его нашли таким, как это описано в данной работе (и в некоторых прежних работах). Теперь с этим описанием может познакомиться в Интернете каждый желающий и страждущий истины. При желании он вправе оспорить и дать свой собственный вариант прочтения этого воистину Завета Высшей Мудрости (назовем его так!)…

На сём предложении закончим написание I и II частей «Сказания о Любо-Граде» и хорошенечко задумаемся над частью III. Впрочем, мы можем это сделать общими усилиями. А что? Прекрасная идея!

Начинаем совместный труд по развитию темы и созданию «Царства Цвета, Тьмы и Света»…

Итак, перчатка брошена! Предложение сделано! Фантазеры и Мечтатели, где Вы? Отзовитесь…

И тогда, я уверен: Продолжение (Часть III) последует …

С любовью, АСМатур…

29.09.2006.

В начало…

XXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXX

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Hosted by uCoz